Она шла так же быстро, как все, и одета, как все, но он не мог ошибиться. Чёрные кудри до плеч, плечи, талия, бёдра… и… да нет, дело не в волосах и фигуре, а в том, как она идёт, танцуя, играя бёдрами и спиной, не завлекая, не разжигая, а просто иначе не умеет.
Майкл прибавил шагу, побежал, ловко лавируя между людьми. Догнал, почти догнал, поравнялся и пошёл рядом. Она думала о своём и не замечала, что её разглядывают, или настолько привыкла к чужим взглядам. Тёмная, темнее мулатки, но не чёрная. И джи, не элка. Надо же, и чего её в Россию понесло, спальницы все устроились и гореть не стали, а эта чего?
Она по-прежнему не замечала ничего и никого, и Майкл тихонько свистнул по-питомничьи.
Она вздрогнула и остановилась, будто налетела на невидимую преграду. Остановился и он. Теперь они стояли и рассматривали друг друга, а толпа обтекала их. Оба высокие стройные, и оба как негативы: светлая одежда и тёмные лица и руки.
— Еды тебе, — улыбнулся Майкл.
— И тебе от пуза, — кивнула она, настороженно оглядывая его. — Джи?
— Да, — согласился с очевидным Майкл.
Она усмехнулась.
— М кто тебя привёз?
Её вопрос и удивил, и как-то обидел его.
— Я сам приехал.
— Ловок, — кивнула она. — А меня привезли, — и вдруг: — Пожрать купишь? А то, — и по-русски: — Ни копья.
— Хорошо, — кивнул он. — Пошли.
Они шли рядом, но не касаясь друг друга. Майкл замедлил шаг у первого же кафе, но она покачала головой. — Слишком шикарно. Дорогое заведение.
Он упрямо мотнул головой. — Деньги есть.
— Ну, как знаешь, — пожала она плечами и повторила: — У меня ни копья.
— Я слышал.
В кафе они сели за столик, и он взял листок меню.
— Ого-о! — протянула она, видя, как он водит глазами по тексту.
— А ты думала, — гордо хмыкнул Майкл. — Так тебе как, полный обед?
— Спрашиваешь!
К ним подошла официантка, И Майкл заказал два обеда. Его бойкая русская речь тоже произвела впечатление.
— Здоровско ты! — сказала она, когда официантка, спрятав свой блокнотик в карман фартучка, отошла.
Майкл самодовольно улыбнулся.
— А чего ж нет. Слушай, а ты чего так? Ну…
— Без денег? — она усмехнулась. — Приехала на неделю, полторы протянула, а теперь всё… как ни тянула… работы нет. Перегорела я, — и твёрдый насмешливый взгляд.
Майкл выдержал его и кивнул.
— Я тоже. Я Майкл, тьфу, Михаил. А ты?
— Ну да, — кивнула она. — Раз перегорел, то имя можно. А я Мария, по-русски — Маша. Чем живёшь?
— В госпитале, медбрат и массажист.
— Ого! Это ж…
Она недоговорила, потому что им принесли салат. Майкл не собирался так рано обедать, но сидеть и смотреть, как другой ест, тоже не хотел.
— Здоровско устроился, — заговорила Мария.
— Не жалуюсь. А ты?
Она вздохнула.
— Было хреново, стало дерьмово. Я ведь… сбежала.
— Чего-о? — изумился Майкл. — Ты что?! Свободе уже… полтора года, а ты…
— А я вот только сбежала. Да не от хозяина. От мужа.
Майкл окончательно онемел. Но им принесли окрошку. С мясом, яйцами и сметаной. К половине тарелки Майкл немного пришёл в себя.
— Он что? Обидел тебя? Ну…
— Да нет, — Мария вздохнула, доедая окрошку. — Это я его обидела. Ладно. Ты как, один?
— Да нет, нас с госпиталем, знаешь, сколько приехало.
— С госпиталем? — переспросила она. — Слушай, как же ты исследования проскочил? Ведь трепали, что всех наших, ну, кто уцелел, на исследования вывозили.
— Трепотня, она и есть трепотня. Лечили нас, ну, кто раненый был, из горячки, из чёрного тумана вытаскивали, это да.
Она невольно поёжилась, как от холода.
— Чёрный туман… да, горячку ещё выдержишь, а из чёрного тумана в одиночку не встанешь.
Поджаристые котлеты с мелко нарезанными жареными картошкой и луком надолго прекратили их разговор. Завершал обед яблочный компот.
— Спасибо тебе, — взяла она стакан. — А то…
— Ладно тебе, — отмахнулся Майкл. — Если мы не за себя, то кто за нас.
Мария улыбнулась.
— Здоровско.
— И куда ты теперь? — спросил Майкл, когда они вышли из кафе.
Она пожала плечами.
— Не знаю. Наверное… — и не договорила.
— Вернёшься?
— К мужу? — уточнила она. И вздохнула, — а больше некуда.
— Он что? — повторил свой вопрос Майкл.
— Он-то ничего, — Мария сердито повела плечом, — он… а! Я это, понимаешь, моя вина. Вот уехала, сказала на неделю, а сегодня двенадцатый день. Нельзя мне возвращаться. Нельзя и всё. И жить здесь не на что и уехать некуда, и… — она усмехнулась. — И подушку просить не у кого.
— И незачем, — твёрдо ответил Майкл. — Пошли.
— Это куда? — насмешливо спросила она, но послушно пошла рядом.
— Увидишь, — пообещал Майкл. — Не бойсь, всё будет нормально. Выдумала тоже… подушку. Дура. Кто выжил, тот и победил. Я, знаешь, каких видел… без рук, без ног, глаза выжгло, и живёт, а ты… всё же на месте.
Он говорил быстро и сердито, но тихо, по-камерному. И она так же отвечала ему.
— Без рук, без ног… так он же беляк. А мы… я ж перегорела, кому я, такая, нужна?
— И я перегорел. Да чего там, мы все, кто в госпитале, перегорели. И живём.
— И кому вы нужны? — съязвила Мария. — Ну, вот ты, кому ты нужен?
— Я? — на мгновение растерялся Майкл, но тут же нашёлся, вспомнив, как однажды спорили ещё там, в Спрингфилде. — Я сам себе нужен.
— А зачем?
На этот вопрос он ответить не смог и угрюмо буркнул.