— Придумал уже?
— Самое простое, Джонни, это дать денег. Чтобы он смог их открыто взять и не засветиться. Я его не покупал, мы договаривались.
Джонатан хмыкнул:
— Гробовой долг?
— Мм-м… Да, Джонни, фактически так. Но как это сделать здесь?
«Гробовой долг» — старый незыблемый обычай Аризоны, когда в дом погибшего ковбоя сходятся все, кто его знал, слышал о нём, просто оказался рядом, подходят поочерёдно к вдове и, говоря скупые слова сочувствия, заканчивают практически ритуальной фразой: «Я там одалживался у него, вот привёз долг, чтоб между нами счётов не было», — и из кармана без раздумий и счёта вытаскивается горсть купюр или мелочи — это у кого что по карманам водится — и отдаётся вдове. И та принимает так же, не считая и не заглядывая в лицо сказавшего.
— Анонимное пожертвование, — пробормотал Джонатан. — Без адреса, чтобы не засветить.
— Но, и чтобы дошло.
— Я сказал, не учи. Ладно, проверю один нюанс. Таких ведь немного. Он догадается?
— Не дурак же. А подходящий фонд есть?
— Точно, Фредди. Но я проверю.
— Проверь, — милостиво разрешил Фредди.
Джонатан рассмеялся.
Было уже сильно за полночь, но веселье не ослабевало. Здесь собрались те, кому давно без разницы, какое время суток за стенами.
Утро второго сентября было ясным и уже по-осеннему холодным. Ему даже показалось, что трава в тени подёрнута инеем. Бурлаков поднял воротник плаща и пошёл за проводницей через поле к самолёту. Кто бы мог подумать, что самым коротким, нет, быстрым, окажется кружной путь на трёх самолётах, но на поезде он добирался бы вдвое, если не втрое дольше, прямого самолётного рейса из Царьграда на Сосняки просто нет, и… Ладно, будем надеяться, что он не обгонит собственную телеграмму.
Самолёт маленький, напять пассажиров, не больше. Бурлаков сел на указанное место, пристроив в ногах портфель. Ну вот, теперь осталось два перелёта, а между ними два часа на автобусе, а от Сосняков до Загорья он доберётся на такси. К семи вечера он будет на месте. Цветочная улица, дом тридцать один, квартира семьдесят семь. Увидит его…
Сосед о чём-то спросил его, он ответил, даже не заметив этого.
Хорошо, что успел позвонить в Комитет, что уезжает и будет через два дня. И попросил передать в Университет. Удивились, конечно, но ни о чём не спросили: выучка подполья — не задавать вопросов. Он потому и звонил туда. Чтобы ничего не объяснять и не рассказывать. Да и что он объяснит? Ведь может оказаться и ошибкой, случайным совпадением. А фотографии… случайное сходство. Индеец так и говорил, что Серёжа ничего не помнит, а может… и вправду — Андрей, просто уцелевший лагерник, тогда… Защемило сердце, предупреждая, что так думать не надо… Нет, он должен иметь в запасе и это. Надейся на лучшее, но готовься к худшему. Что может быть худшим? Его не обманывали, он сам… желал обмануться. Слишком невероятно такое стечение обстоятельств, такая удача… памятник в Джексонвилле, слова священника, рассказы индейца… он так хотел верить, что это Серёжа… спальню надо будет переделать в детскую, а он перейдёт в кабинет… стоп, опомнись, какая детская, Серёжа уже взрослый, ему… да, двадцать один год, как раз неделю назад исполнилось, тем более, мальчику нужна своя комната… школа, работа… с работой в Царьграде будут сложности, квалификации у мальчика никакой, но это решаемо, полно курсов для демобилизованных, повышения квалификации, переквалификации… через Комитет элементарно…
Самолёт тряхнуло ещё раз, послышалось недовольно-испуганное ворчание остальных пассажиров. Бурлаков на это не обратил внимания, а тряски он даже не заметил.
Сразу после смены Андрей пошёл смотреть квартиру.
Как и «Беженский Корабль» «Холостяжник» стоял на окраине Нового города, но с другой стороны. Деревья, пока строили, вокруг вырубили, а, может, их и вовсе тут не было, но сдвоенная старая берёза уцелела, и, подходя к дому, Андрей уже прикидывал, что стол для задушевных бесед и домино — нового поветрия в Загорье — лучше ставить именно там. А, может, и беседку, чтобы дождь не мешал.
Коменданта искать не пришлось. Крепкий мужик в полувоенном, похожий на Ванина, только руки-ноги целы — как их скажи, штампуют где-то — стоял у подъезда, разговаривая с молодой парой. «Не иначе соседи», — с удовольствием подумал Андрей, доставая из кармана смотровой ордер — голубую бумажку-талон с номером квартиры и печатью Комитета.
— Здрасьте, — весело улыбнулся он сразу всем троим.
Комендант кивнул, продолжая говорить:
— В Управу идите, у неё полдома, а половина у Комитета. Моё дело — принять и показать. Ну, и оформить, если согласны, а сам я не решаю, не я хозяин.
— Спасибо, — вздохнула женщина. — Но… но вы хоть знаете, есть ещё квартиры?
— Есть, — кивнул комендант. — Идите в Управу, — и, считая разговор оконченным, повернулся к Андрею. — Давай ордер.
— Пожалуйста.
Бросив короткий взгляд на ордер, комендант спросил:
— На шестой пойдёшь?
— А что, — очень спокойно ответил вопросом Андрей, — эта уже занята?
По номеру, как он сразу просчитал, его квартира могла быть не выше четвёртого этажа. Что на шестой этаж охотников мало, он ещё в Комитете услышал. В принципе его высота не смущала, но если другие не хотят, то чего он туда полезет?
— Да нет, — комендант внимательно оглядел его. — На последнем квартплата ниже.
— Интересно, — хмыкнул Андрей. — Но сначала эту посмотрим.