— А писать не умеют.
Прописи получили все. И учебники одинаковые. Буквари. А дальше урок пошёл уже как и положено в любой школе. Читала эта пятёрка и впрямь не лучше них, то и дело застревая и спотыкаясь. Но зато им ничего переводить не надо. Хотя все потом переводили. Вопрос-ответ, и прямо, и вперекрест, когда спрашивают на одном языке, а отвечать надо на другом…
…Андрей повернулся набок, привычно сворачиваясь под одеялом. Ничего, всё обойдётся и образуется. Нормальные парни, а что зверимся пока друг на друга, так обнюхаемся и приладимся, привыкнем. На перемене уже нормально курили. Ничего, всё будет хорошо, и на фиг ему профессор не нужен, и без него проживёт. Пусть он там, в Царьграде своём со своей Машенькой, а хоть и Дашенькой… Я от лагеря ушёл, от Найфа ушёл, от Империи ушёл, а от тебя… и подавно…
Первая неделя сентября выдалась дождливой, но тёплой. Тёплый безостановочный дождь шелестел листьями, щёлкал по козырькам и подоконникам. Криса засыпал и просыпался под этот шум и дыхание Люси на своём плече. У Люси отрастали волосы, и спала она теперь без платка: врач сказал, что кожа должна дышать. Поворачивая голову, Крис касался губами тонких, уже не колючих и щетинистых, как весной, когда они только приехали, а мягких волос, осторожно целовал эти прядки.
— Уже утро, Кирочка? — сонно спрашивала, не открывая глаз, Люся, и сама себе отвечала: — Ага, утро.
Крис осторожно высвобождался из её объятий, вставал, укутывал её, а она, по-прежнему с закрытыми глазами, говорила:
— Ты бы поспал ещё, Кирочка, поливать-то не надо.
И вдруг, рывкеом откинув одеяло, садилась в постели.
— Ой, светло-то как!
Крис заглядывал в комнату.
— Люся, чай готов.
— Да-да, я мигом, Кирочка.
Крис смеялся, стоя в дверях, полуголый, в старых армейских брюках, с блестящими от воды волосами.
— Ложись, Люся, я тебе чай в постель подам.
— С ума сошёл, — притворно сердилась Люся, натягивая халатик и повязывая голову дневным платком. — Ещё увидит кто, и на работу опоздаем.
Утреннее чаепитие в постели — воскресное развлечение. В одной из поездок в Царьград Крис увидел в магазине поднос с ножками, специально для такого, и купил. Когда он в первый раз принёс и поставил на кровать накрытый на две чашки поднос, и они пили чай, лёжа в постели, Люся даже не поняла: нравится ей это или нет, настолько это было непривычно. Она и не слыхала никогда о таком. И что Кирочка её всегда по утрам чаем поит, а не она его… так же тоже не положено. Узнает кто — засмеют, осудят. Но она не спорит, да и самой приятно, чего там.
— Тебе не холодно?
— Нет, что ты, Люся.
Горячий чай с мягким пористым хлебом, свежесваренным вареньем, ну и что с того, что у неё больше джем получился, всё равно, и Кирочке нравится, и на хлеб даже удобнее мазать.
— Всё, — Крис отодвинул чашку и встал. — Я на работу.
— Да, Кирочка, — Люся быстро допивала свою чашку. — Ты иди, я всё сама уберу. У тебя школа сегодня?
— Да.
Крис поцеловал её в здоровую щёку и вышел.
Когда Люся, перемыв посуду и отключив газ, вошла в комнату, Крис уже оделся на выход. Его смена начиналась раньше Люсиной. Люся оглядела его, поправила воротник рубашки.
— До вечера, Кирочка.
— Да, до вечера.
Он ещё раз поцеловал её и ушёл.
Люся вздохнула. Ну вот, теперь до вечера она его не увидит. Из школы он уже в темноте возвращается. Она в эти дни его и не видит совсем.
На улице Крис подтянул молнию на куртке и накинул на голову капюшон. Льёт, как зимой, а ведь только сентябрь. Хотя нет, это в Алабаме было, будь она проклята, здесь только осень. А хорошо, что они уже почти всё в саду убрали. Дождь кончится, оберут последние яблоки, и всё. И подготовят сад к зиме. А расширять его он не будет, и нового подсаживать — тоже, им с Люсей хватает, а торговать он не собирается.
У церкви его окликнул Эд.
— Привет.
— Привет, порядок?
— Полный, — широко ухмыльнулся Эд.
Он ещё летом сменил жильё, переехав на квартиру к одинокой вдове, и считал, что устроился лучше всех.
— Ну, как вдовушка? — подыграл Крис.
— Во! — Эд показал ему оттопыренный большой палец и перешёл на камерный шёпот и английский. — Легко работать. Руками враз уматывается.
— Без волны?
Эд мотнул головой.
— Мне и так хорошо. Мне нетрудно, она довольна, — и перешёл на русский. — И обстиран, и ухожен, и все удовольствия.
— Сыт, пьян и нос в табаке, — поддержал его Крис любимым присловьем Пафнутьича.
— Точно! — с удовольствием заржал Эд и стал серьёзным. — А волны ждать… это тебе повезло, сразу встретил. Майкл, тьфу, Михаил поймает, того индейца помнишь?
— Ещё бы. Он нам первый про волну сказал.
— Ну вот. Я не спешу и не дёргаюсь. Когда придёт, тогда и буду думать, — а пока… — Эд залихватски сплюнул в лужу.
У ворот госпиталя уже стоял автобус, на котором добрались жившие в Царьграде, и через служебную проходную быстро втягивалась цепочка людей. В форме и штатском, мужчины и женщины, под зонтиками и в разноцветных плащах, в шинелях и плащ-палатках. Здоровались, обсуждали вчерашнее, сегодняшнее и завтрашнее, кто хвастал, кто жаловался, но всё на ходу, впопыхах: впереди работы.
В их раздевалке Майкл уже переоделся и разглядывал себя в зеркале.
— Привет, — весело поздоровался Эд, входя в комнату. — И что нового увидел?
— Отстань, — угрюмо попросил Майкл, но от зеркала отошёл.