— Не много будет? — поинтересовался Андрей, заедая пельмени бутербродом из ветчины с сыром.
Фредди кивнул.
— Тебя когда ранило?
— В Хэллоуин, тридцать первого октября.
Правильно. А в комендатуру в Гатрингсе когда вошёл?
— Промах, — ухмыльнулся Андрей. — Не в Гатрингсе, в Дарроуби. Первого марта. В восемь ноль три.
— Тоже правильно. Вот и расскажи, дегь за днём. Понял?
— Понял, — кивнул Андрей, глаза его блестели. — Так ведь нечего рассказывать. Понимаешь, меня как шарахнуло, так я и вырубился. А очухался когда, так смотрю, весна, солнце светит, птички поют, а я перед комендатурой стою. Я и вошёл. А у них на стене календарь и часы. Я и запомнил. Дату и время. И всё, Фредди. Ничего я больше не помню. Хоть что мне шей.
— Шить тебе не надо. Своего навалом.
— Тоже верно, — покладисто кивнул Андрей. — Только оно всё недоказуемое. А оставить в подозрении… так на это и начхать можно.
— Дурак! — не выдержал наконец Фредди.
Андрей заржал.
— А я и не отказываюсь! — и тут же серьёзно: — Не хочу я говорить. И не буду. Понял? Ничего ты не докажешь. Никто не докажет!
— Так доказательства, значит, нужны? — Фредди усмехнулся. — Ты ж наследил… больше некуда. И ещё… смотри.
К удивлению Андрея, он отодвинул тарелку, достал из кармана спичечный коробок и стал выкладывать на стол спички.
— Один труп… второй труп… этот на спинке… этот так же… тут мочила стоял сзади, и здесь он другого места не нашёл… тут задушили, тут горло перерезали… тут камушки с рыжьём в нутряке оставили, тут двести кусков сверху положили… тут посыпано, и тут так же… здесь перец с табаком смешали, и тут смесь разных перцев… этот не трепыхнулся, лёг, как стоял, только зубы оскалил, и этот слезами облился и лёг… Ну как? Хватит?
— И долго ты до этой херни додумывался? — насмешливо спросил Андрей.
— Не зарывайся, — предостерёг его Фредди. — Ты не шестёрка, но моя масть выше. И врать не буду, я тоже не чухнулся, пока мне также не выложили. И добавили: — Фредди достал ещё две спички. — Это по-лагерному, и это тоже. И ещё… Может, хватит?
— Это, — Андрей показал на второй ряд, — как я понимаю, Найф. А это, — он занёс руку над вторым рядом, — кто?
— Крыса. Забыл Мышеловку?
— Фью-ю! — пренебрежительно присвистнул Андрей. — Так не сходится тогда. Там я чист, контрразведка подтвердила. Значит, и здесь не я.
— Тебя там Джонни отмазал. И меня с Эркином, кстати, тоже. И особо мочилу не искали. Крыса-то вне закона был.
— А Найф что, не в розыске? СБ нет, прикрывать его некому.
— СБ нет, так и говорить о ней нечего, а…
— Ладно, — перебил Андрей. — Ладно, ты мне не пахан, так что я тебя тоже спрошу. Ответишь правду, будет разговор. Соврёшь — сяду в несознанку, и хрен ты что с меня получишь.
— Ты мне условий не ставь, — посоветовал Фредди. — Я нервничать начинаю. Но спрашивай.
— Как вы на неё вышли? Раз.
— Стоп. На кого на неё?
— А откуда ты ещё знаешь, когда меня ранило и когда я когти оборвал?
— Первого ноября тебя уже никто не видел, и Эркину в ту же ночь девчонка рассказала.
— Ладно. А про комендатуру?
Фредди усмехнулся.
— Ты ж сам и проболтался. Ну, в Сосняках. Что приехал в начале мая и что в Атланте два месяца просидел. А просчитать нетрудно. Съел?
— Допустим, — кивнул Андрей. — Теперь кто это такой умный? — он показал на спички. — И с чего он тебе это показывать стал?
— Про Бульдога слышал? — ответил вопросом Фредди. Андрей настороженно кивнул. — Вот он. А с чего? — Фредди вытащил ещё шесть спичек. — Смотри, чем он закончил, — и заговорил уже с новой, неизвестной Андрею интонацией, явно кому-то подражая и выкладывая спички. — Здесь у тебя алиби, Ковбой, и здесь алиби. Здесь твои пастухи были, значит, и здесь они же, здесь тебе было выгодно, значит, и здесь для тебя делали, — и уже свои голосом: — И последний вопрос, — и опять тем же чужим. — Где лагерник, Ковбой.
— Ни хрена себе! — Андрей оттолкнулся от стола и встал, прошёлся по кухне.
Фредди молча следил за ним.
— Это что ж, — Андрей встал рядом с ним, разглядывая два ряда по двенадцать спичек. — Он эту сволоту на тебя вешает? Ты ж стрелок, и алиби у тебя.
— Ну, алиби у меня, — Фредди показал на второй ряд, — хреновое. Где мы с Джонни в ту ночь были, ты ж его под двадцать восьмое завалил, так? — Андрей кивнул. — Ну вот, а где мы были, лучше никому не знать. А что я — стрелок… так он меня организатором пускает. По совокупности.
— Хреново.
Андрей сел к столу и стал доедать пельмени. Поднял от тарелки глаза.
— Не понравились?
Фредди покачал головой.
— Почему? Нормальная еда.
Взял ложку и пододвинул к себе тарелку, смешав ряды спичек.
— Слушай, — вдруг спросил Андрей. — А чего он сам до сих пор живой, раз такой умный?
— У дурака и вопросы дурацкие, — хмыкнул Фредди. — Жабу замочишь, пиши пропало. До суда не доживёшь.
— Найф же рискнул.
— А ты думаешь, чего тебя как неуловимого Джо ищут?
— Неуловимый Джо? — переспросил Андрей. — Это кто?
— Неужто не слышал? — удивился Фредди. — Вся ж Аризона знает.
— Я там не был.
— Ну, слушай. Был такой ковбой, Неуловимый Джо. Никто его поймать не мог. А почему? А потому, что он на хрен никому не был нужен.
Андрей с удовольствием заржал. Улыбнулся и Фредди, говоривший до того очень серьёзно.
— Ладно, — отсмеялся Андрей. — С этим ясно. Но пока я здесь, к тебе они ничего не привесят. И третий вопрос. Зачем это тебе?