— Да, этот… Андрей так и сказал, что один его знакомый покойник тоже много спрашивал.
Ярослав кивнул.
— Ещё о чём-нибудь говорили?
— Его спросили, не «мокрушник» ли он.
— И что ответил?
— Что его масть выше.
— Выше «мокрушника» только «мочила», — Ярослав отпил чая, оглядел сидящих за столом и продолжил академически спокойно: — «Мокрушник» убивает, но по делу, грабя, воруя или насилуя. Убийство не цель, а средство, или побочный продукт. «Мочила» — только убийца и, как правило, по заказу. На той стороне их откровенно и почти официально называют киллерами. Эти трое — шулеры или, на этом языке, «каталы». Что он их задавил и отобрал у них деньги, правильно. По воровской иерархии он несравнимо выше. Но как вы уцелели, дядя?
Степан Медардович кивнул и продолжил.
— Я сидел молча и смотрел. Если честно, любовался виртуозной работой. К Скопину он их обыграл вчистую, мелочь медную из карманов заставил выгрести и выгнал. А потом рассортировал все деньги. Отделил и забрал, что проиграл вначале, отделил и отдал мне мой проигрыш, а остальное поделил пополам и половину отдал мне, — Степан Медардович усмехнулся. — Компенсация за моральный ущерб. И немного просветил. Что эти трое шулеры, а колода с крапом… Кстати, колоду он мне отдал на память. Лизанька, у меня в пиджаке, в кармане.
— Я сейчас принесу, — встала Елизавета Гермогеновна и вышла.
Когда за ней закрылась дверь, Степан Медардович быстро спросил, понизив голос.
— Татуировка, точка на верхней губе под носом, что это за знак?
— У кого он был?
— У Молодого. Андрей называл его петушком. Когда, судя по тону, оскорблял.
— Это и есть оскорбление. Это название… пассивного гомосексуалиста. И точка на губе… оказывает любые услуги, в том числе и сексуальные.
— Понятно, — кивнул Степан Медардович.
Захар брезгливо поморщился, а Роман передёрнул плечами, но оба промолчали.
Вошла Елизавета Гермогеновна и положила на стол колоду.
— Вот.
Ярослав быстро, тасуя, просмотрел её и передал Захару и Роману.
— Профессионально сделано. У кого из трёх она была?
— Принёс проводник. Я его давно знаю, Арсений, и Андрей мне сказал, что проводник всегда заодно с шулерами и даже указывает им потенциальные жертвы.
— Так и сказал? — улыбнулся Ярослав.
— Нет, он сказал: в доле и даёт наводку. На это моих знаний хватило. И вот кстати, Ярик, ещё в ресторане, я говорил о странностях, скорее, несовпадениях. Сказал, что репатриант, угнали ребёнком, а говорит совершенно чисто, без малейшего акцента. Представился рабочим в цеху, а речь вполне интеллигентная, словарный запас опять же скорее студенческий. Столичного гонора, правда, нет, но для провинциального института вполне приемлемо. И одет. Во всём джинсовом. Рубашка и брюки, новенькие, от Страуса, знаешь эту фирму?
— Конечно, — кивнул Ярослав. — Да, для репатрианта не характерно. А ещё что интересного вы заметили?
Степан Медардович немного смущённо улыбнулся и кивнул.
— Меня поразили его превращения. Наивный провинциал, неопытный, растерянный, даже трогательный, и вдруг… волк, настоящий матёрый волк, даже улыбка оскалом, а потом опять, но не мальчик, а опытный поживший мужчина, и в голосе… покровительство, как у наставника. И мгновенность переходов. Что это было, Ярик?
Ярослав задумчиво прикусил на мгновение губу.
— А как он… выглядел? Внешне?
— Ну, полный словесный портрет я не осилю, — усмехнулся Степан Медардович. — А в общем. Лет двадцать, не больше. Во всех обликах. Высокий белокурый, очень светлые, чуть золотистые кудри, аккуратная стрижка, без выкрутасов и наворотов… Про одежду я сказал. Тип… скорее смешана Коренная Русь с северо-западом. Если знаешь, был века три назад такой художник, Гений Васильцев, ездил по России и писал только портреты, художественно малоценные, но этнографически точные. Вот у него я видел похожий тип. И… да, не само Поморье или Печера, а ещё западнее.
Ярослав кивнул.
— Первая нестыковка. Возраст и облик. Должно было… Лет сорок — сорок пять, малоподвижное лицо, очень бледное или красно-бурое, северного загара, хриплый сорванный голос, матерная ругань и блатной жаргон вместо речи, волосы очень короткие или вообще брит наголо, и татуировка — кольцо на пальце. Возможно и не одно.
— Ничего даже близко не было, — твёрдо ответил Степан Медардович.
— Вот. И второе. Поведение. В лучшем бы случае он бы обобрал вас вместе с шулерами, а устроив при вас разборку…
— Убил?! — ахнула Елизавета Гермогеновна.
— Тётя, я понимаю, но такие не оставляют свидетелей. Как вы расстались, дядя?
— Что когда-нибудь встретимся и сыграем по-честному, — улыбнулся Степан Медардович.
— И только?
— Ещё сказал, что между нами нет счётов. Это я попытался его поблагодарить.
Захар положил на стол колоду.
— Заметить трудно, но возможно.
— Но в игре, конечно, не до этого, — вздохнул Роман. — Отец, может, и в самом деле, мы с Зарей будем ездить с тобой? По очереди. Мама?
— Пустяки, — отмахнулся Степан Медардович. — Обходилось раньше, обойдётся и впредь. Я просто подумал, Ярик, что тебе будет интересно.
— Спасибо, дядя, это и в самом деле, очень интересно. Разумеется, он — не Андрей, не репатриант и не рабочий. И где вы познакомились? В Ижорске? — Степан Медардович кивнул. — Ну, и не оттуда.
— Ложный аэродром? — усмехнулся Роман.
— Вот именно, — кивнул Ярослав. — Ложная засветка. Чтобы искали там, где ни его, ни его следов заведомо не будет. А колоду… я заберу её, хорошо?