Аналогичный мир - 4 (СИ) - Страница 236

236

На английском Андрей быстро понял, что языка Манефа совсем не знает. Они-то все говорили с детства, а учились только читать и писать, а она и слов не знает, не понимает ничего. Джинни, видимо, предупредили, не лезет к ней с вопросами и замечаниями, улыбается ей, но толку-то… И Андрей шёпотом предложил:

— Помочь?

Она молча замотала головой. Андрей пожал плечами, но повторять предложение не стал. В конце концов это её проблемы. Остальные тоже занимались каждый своим.

Оглядываться назад Манефа не рисковала, смотреть на учительницу было страшно: такая та молодая и нарядная, и не боится ничего, стоит перед парнями и мужиками, коленки из-под юбки видны, а не боится, учительница, ей никто не скажет… Манефа покосилась на соседа. Ишь как в рот ей смотрит, им, кобелям, одно надо, а у училки и грудь в обтяжку, и… она тихонько вздохнула и потупилась.

Следующие уроки настроения ей не улучшили, хотя говорили уже по-русски, и учительница была почти старая и не такая красивая, а последним вообще был учитель, седой и строгий, а глаза добрые. Но она всё равно мало что понимала и даже не слушала толком. А этот… Андрей — ловкий, об чём его ни спросят, всё знает.

Прошлую субботу Андрей пропустил, и, хоть все тетради Эркина и заданные на дом параграфы прочитал, но отвлекаться нельзя, о необычной соседке он и думать забыл. Понадобится ей, так сама заговорит, а у него и без неё полно хлопот.

Последний звонок, и все дружно срываются с мест. Всё, по домам! В вестибюле уже шумят дети. Тим прощается с Димом и Катей, благодарит соседку по башне, что отводит их домой, Эркин помогает Алисе одеться — сегодня погода хорошая, пусть погуляет в, пока он на шауни — у каждого своих забот полно. На Манефу если и смотрели, то мельком, и когда и куда она ушла, никто и не заметил.

К удивлению Эркина, Артём вниз со всеми не пошёл.

— Ты чего, малец? — спросил он мимоходом.

И услышал в ответ неопределённое:

— Дело у меня тут ещё.

Эркин кивнул и тут же забыл об этом.

Убедившись, что все ушли вниз, Артём быстро пробежал по коридору к другой лестнице, поднялся на третий этаж, снова по коридору и по запасной лестнице спустился к комнатам за сценой и уже оттуда вошёл в зал.

Здесь было тихо и пусто. Артём огляделся и подошёл к роялю. Во вторник, когда он пришёл на обычные занятия, его остановила в вестибюле эта… Алевтина Алексеевна и сказала, чтобы он пришёл в субботу после уроков в зал, и она его послушает. А сказать «нет» он не смог, привычка к послушанию, тем более белой леди, не позволила.

Артём снова огляделся и, убедившись, что никого нет, бросил сумку на пол, открыл клавиатуру и осторожно коснулся клавиши, соседней… Мороз говорил как-то, что шесть лет гитары не держал, а руки всё помнили. А у него самого как? Артём несколько раз растопырил и сжал пальцы в кулак, и рискнул взять аккорд. Верно, помнят, сами по себе помнят. А вот это? Сесть он не решился и играл, стоя, согнувшись пополам.

Алевтина Алексеевна не любила, когда без её ведома кто-то садился к роялю, и начиналось неумелое бренчание и подбор по слуху, и, подходя к залу и услышав осторожные спотыкающиеся звуки, нахмурилась, но, уже взявшись за ручку двери, остановилась, вслушиваясь. Там не подбирали, а… вспоминали. Да, играть умеют, вернее, умели и теперь восстанавливают. Как и она сама, когда… нет, не будем вспоминать то, что мешает жить. Играют мягко, но почему не упражнение, а пьеса? Мелодия интересная, игривая, даже фривольная… Не слышала раньше. Кто же это?

Алевтина Алексеевна осторожно открыла дверь и вошла. И еле сдержалась. У рояля стоял Артём Савельцев. Ей говорили, что он хорошо поёт, а церкви хору подтягивает чисто-чистенько и у берёз… Она потому и настояла, чтобы он пришёл на прослушивание, самородок можно обработать только в молодости, даже в детстве, потом голос закостенеет и останется для вечеринок и обихода, а… он играет, значит, его уже учили?

Артём так увлёкся — «О, моя любовь» вышла полностью и «Моя сексуальная штучка» тоже, а вот «Пушистый котёнок» застревает, тут мяукнуть надо, чёрт, не вытягиваются пальцы, у него, правда, этот пассаж и раньше плохо получался, на этом месте уже всегда лапают и играть мешают, и не слушают ни хрена, как ни сфальшивишь, так всё сойдёт, а если так попробовать и с левой зайти — что ничего не замечал и вдруг ощутил рядом чьё-то дыхание. Он поднял глаза и, ойкнув, отскочил от рояля, пряча руки за спину.

Алевтина Алексеевна улыбнулась.

— Ну и чего ты испугался? У тебя очень хорошо получается.

— Спасибо, мэм, — автоматически бормотнул Артём по-английски.

— Ты учился играть? — спросила Алевтина Алексеевна. — Или сам подбирал? По слуху?

Артём замялся, не зная, как лучше соврать. Правду говорить он вовсе не хотел. Но, к его облегчению, Алевтина Алексеевна не стала расспрашивать, а села к роялю.

— Ну-ка, повтори, — и дала ему тон.

Артём подавил вздох и запел.

Алевтина Алексеевна сразу услышала чистоту и верность голоса, спокойно проверила диапазон, чувство ритма и всё остальное. Очень приятно, и, похоже, азы уже пройдены, голосом мальчик владеет.

— А теперь спой, что ты играл. Без слов, только мелодию.

Сказала и удивилась его радости. Ведь обычно петь без слов не любят, не понимают цели этого, для всех, ну, для большинства слова в песне важнее мелодии, неужели мальчик настолько музыкален?

Петь без слов — это хорошо, даже здорово, а то в «сексуальной штучке» такие слова, что если она знает по-английски, то влепят ему за приставание к белой на всю катушку. А без слов — попробуй, придерись. И Артём запел уже свободно, играя голосом.

236