— Эсти…
— Да, Ларри, — выдохнула Эстер и потянулась. — Как хорошо.
— Да, — согласился Ларри. — Хорошо.
Ему захотелось спросить, что это такое было, но он постеснялся. И по-настоящему не было сил ни говорить, ни шевелиться. Смутно он ощущал, что с ним что-то случилось, он изменился, стал другим. И… и это хорошо, он не понимает, но уверен в правильности совершившегося, и ощущение лёгкости, опустошённости даже приятно. Губы Эстер касаются его щеки.
— Спи, милый, спасибо.
Ларри хотел ответить, что это он благодарен ей, но он уже спал и только бесшумно шевельнул губами в ответ. Эстер осторожно, чтобы не разбудить его, оправила рубашку и натянула на плечи одеяло. Ну вот. Вот теперь они — муж и жена. У неё семья, дом, как бы Рут, проснувшись, не испугалась темноты, надо было оставить ей свет, да, купить ночнички, во все спальни, Марку нужна пижамка, и халата она не видела, и Ларри тоже… Господи, какие траты впереди, а они так шиканули… шикарная была свадьба. Эстер улыбнулась, не открывая глаз.
На рассвете Рут проснулась и села в кровати, удивлённо оглядываясь по сторонам. Это… это же совсем другая комната! А где мама?
— Я сейчас испугаюсь, — предупредила она неизвестно кого и вылезла из кровати.
Тапочки у кровати были её, старые, уютные с вышитыми кошачьими мордочками. А вон её куклы. И медвежонок. А! Так, значит, они вправду переехали. И Марк, и… наверное, ей можно звать его папой, значит, они ей не снились. А где они все?
Сумрак в комнате совсем не страшный, за окном пели птицы, но Рут на всякий случай взяла с собой медвежонка и уже тогда вышла из комнаты.
В коридоре было темно, и Рут позвала:
— Мама… Марк… Где вы все? — и, помедлив: — Папа…
Ей ответила тишина. Она осторожно толкнула дверь рядом, и та открылась.
Эта комната была очень похожа на её, только кукол нет, а на кровати спал совсем чёрный мальчишка. Это же Марк! Рут подошла к кровати и подёргала его за плечо.
— Марк!
— А?! — Марк рывком сел на кровати. — Кто здесь?
— Это я, — засмеялась Рут. — Ты забыл меня?
— Рути? — улыбнулся Марк. — Как здорово! А где…?
— Не знаю, — поняла его вопрос Рут. — Спят, наверное. Пойдём их искать?
— А зачем?
Марк вылез из-под одеяла и пошлёпал к комоду за трусиками. Что мальчик не должен ходить голым при девочке, как их учили в пансионе, он вспомнил, уже натянув их. Щекам даже жарко стало от прихлынувшей к ним крови. Но, кажется, Рут не обиделась и даже не заметила его оплошности, сидя на кровати и разглядывая картинки на стене.
Марк отдёрнул шторы, и в комнате сразу стало светлее.
— А зачем? — повторил Марк. — Пусть спят. Сегодня воскресенье, выходной.
— Да, — кивнула Рут. — И у них это, первая брачная ночь. Я слышала, что тогда нельзя мешать.
— Да, — согласился Марк, — я тоже слышал. Давай лучше пойдём вниз. Я знаю, где молоко и орехи. Поедим.
— Давай, — охотно спрыгнула с кровати Рут, оставив там медвежонка.
Мама строго-настрого уже давно запретила ей шарить по буфету и брать без спроса что-либо, но Марк же старше, она не сама по себе, а с ним.
— А не заругают? — решила она всё-таки уточнить, когда они уже входили в кухню.
— Папка говорит, что еду покупают для еды, — гордо ответил Марк, залезая в холодильник. — Кружки вон в том шкафу, Рути.
Чтобы дотянуться до дверцы, Рут пришлось залезть на стул. Кружек было четыре, все белые с яркими, но разными картинками.
— Марк, твоя какая?
— С котёнком, а с лошадкой папкина.
— Тогда моя с птичкой.
Они сели за стол, и Марк разлил по кружкам молоко, а орехи высыпал из пакета прямо на стол.
— Вкуснота!
— Ещё бы!
Рут блаженствовала, болтая ногами. Завтракать неумытой, в пижамке, и вот так: орехами и молоком — нет, на старой квартире мама бы сразу проснулась и ничего бы этого не разрешила. Хорошо, что дом такой большой, и мама на другом этаже и, значит, их не слышит.
Эстер потянулась, просыпаясь. Как хорошо! Сквозь веки пробивался свет, и она нехотя открыла глаза. Да, уже утро. Она ещё раз потянулась и села. Сегодня воскресенье, можно спать сколько хочешь. Церковь… ну, им — она невольно хихикнула — сделают поблажку, все же всё понимают. Рядом тихо спокойно дышал Ларри. Эстер посмотрела на него, на улыбающиеся во сне большие широкие губы, осторожно поправила одеяло, укрывая могучую грудь, и встала. Надо посмотреть, как там Рут? И Марк? Даже странно: обычно в воскресенье Рут вскакивает ни свет ни заря, а сегодня…
Эстер накинула халат, нашарила, не глядя, ступнями тапочки и вышла из спальни.
Двери спален Рут и марка открыты, а снизу… снизу доносятся детские голоса и смех. Ага, значит, они на кухне.
Эстер тихо и медленно — не от желания застать детей врасплох, а просто потому, что лень быстро двигаться — спустилась по лестнице и вошла в кухню.
Там царило веселье. На столе банки с анчоусами, пикулями и джемами, а Марк и Рут экспериментировали, пробуя всё вперемешку, засовывая друг другу прямо в рот самые лакомые кусочки. Пижамку Рут уже украшали пятна от соусов и джемов. На Марке — как сразу догадалась Эстер — пятен было просто незаметно, он сидел в одних трусах.
Стоя в дверях, Эстер молча смотрела на них. Она знала, что надо рассердиться, но не могла.
Первой её заметила Рут. — Ой, мама! А мы тут…
— Вижу, что вы тут, — улыбнулась Эстер. — Неумытые, неодетые.
— Мам, а так вкуснее, — храбро возразила Рут.
Мама улыбается, значит, не сердится, а что они испачкались, так это пустяки, и не последнее съели в холодильнике ещё много всего. Она всё это сразу и высказала. Марк только кивал и поддакивал.