Скорость увеличилась, и машину стало слегка и даже приятно покачивать, но мотор гудел по-прежнему ровно и ненапряжённо.
— Сам регулируешь?
— Конечно, сэр.
Фредди усмехнулся.
— Коня сам корми, чтоб знал тебя, а не конюха, — сказал он по-ковбойски.
И Тим невольно улыбнулся, чувствуя, что не может не подхватить игру.
— Завсегда такое, масса, — ответил он нарочито рабским говором.
И оба с удовольствием захохотали.
Рассмеялся и Джонатан. До чего же ловок ковбой, две фразы — и есть контакт. Вон уже совсем по-свойски болтают, а гриновского приручить — это высший пилотаж.
— Машину арендуешь или кредит взял?
— Нет, сэр, — покачал головой Тим, но без малейших признаков сожаления. — Я в хозяйстве работаю. На автокомбинате.
— Ага, — понимающе кивнул Фредди. — Зарплата и чаевые, так?
— Точненько, масса.
— Неплохо.
— Не жалуюсь, сэр.
— И давно здесь?
— С Нового года, сэр.
Фредди понимающе кивнул: значит, тоже от Хэллоуина сбежал, да, наворотили тогда, но об этом лучше не спрашивать, мину из любопытства не ковыряют, но интересно: в Колумбии тогда Чак, судя по всему, в одиночку орудовал, а этот где тогда отрывался и счёты сводил? Но пока это не нужно, а, значит, и не важно.
Снег уже не голубой, а синий, и небо тёмное. Тим включил фары.
Джонатан озадаченно посмотрел на свои часы.
— Почему так темно? По часам ещё…
— Шестой час, сэр, — ответил Тим. — Уже вечер, — и пояснил: — В декабре в три уже темно.
— Однако, — неопределённо сказал Джонатан.
Тим почувствовал себя задетым, а тут ещё Фредди добавил:
— Нашёл место для жилья, только мигнул и дня нет.
И Тим решился ответить.
— Длинная ночь очень удобна, сэр, всё успеваешь.
Насчёт того, чем в зимнюю ночь заниматься, чтоб хоть и темно, да не холодно, балагурили и в бытовке, и в мужской курилке много, вот он и не сдержался.
Джонатан и Фредди с удовольствием расхохотались.
— И много успел? — спросил сквозь смех Фредди.
Тим самодовольно усмехнулся.
— Троих, сэр.
— Ух ты, чтоб тебя…! — восхитился по-ковбойски Фредди. — Это с Нового года и троих отковал?! Ну, кузнец!
— Двоих с собой привезли, — всё ещё улыбаясь, объяснил Тим. — А третья уже здесь родилась, — и с гордостью: — Коренная гражданка.
Фредди даже присвистнул: о таком обороте он не знал и не думал, это стоит обмозговать, потому как придётся учитывать.
Поворот, ещё поворот, разъезженная грузовиками колея, призрачные силуэты теплиц за сетчатым забором вдоль дороги, а с другой стороны… похоже, сады.
— Большое хозяйство, — задумчиво сказал Джонатан.
— «Флора» на всё Ижорье знаменита, — серьёзно сказал Тим. — Говорят, и в Царьграде свой магазин держит. Ну, и ещё по городам, а север — весь её.
— Большое хозяйство, — повторил Джонатан.
И Фредди кивнул, показывая, что всё понял.
Рядом с большими, чтобы свободно могли разминуться два грузовика, фигурной ковки воротами одноэтажный, развёрнутый торцом к подъездной площадке длинный дом. У его крыльца Тим и остановил машину.
— «Флора», сэр.
Воскресные смены, особенно вечером, самые спокойные. Всё сделано, полито, обрезано и взрыхлено, лампы ещё горят, но уже в вполнакала, растения отдыхают, и нечего их по пустякам беспокоить. Можно собраться в бытовке за магазином, пить вскладчину чай из пузатого самовара и неспешно, без злости и страха, болтать, сплетничать о начальстве и городских придурках, что в земле ни уха, ни рыла.
Артём с удовольствием участвовал в этих посиделках. В складчине он на равных, и в разговоре — тоже. А если завернут покупатели, будет совсем здорово. С оптовиками он, конечно, дела не имел, с теми управляющий все разговоры ведёт, а его если и зовут, то на погрузке помочь, а вот розничная… началось это под Пасху, приезжали за цветами из церквей со всей округи, народу не хватало, и его послали помогать подтаскивать ящики с гортензиями — их больше всего для церкви берут, удобные они для украшения. И он — как-то само собой получилось — подошёл к одному старику помочь составить букет, а то лысый дурак набрал дорогих срезков, а веник веником, ну и… раскрутился старик на двадцатку, и пошло, и пошло… А на Троицу он уже вовсю вкалывал на продаже, раскручивая церковных старост и богомолок на гирлянды и букеты. И с каждой продажи ему и законный процент, и чаевые. Так и повелось, у него теперь даже свой халат продавца, зелёный и с эмблемой «Флоры» на нагрудном кармане.
Трифон предложил перекинуться в картишки, в «подкидного», даже не по маленькой, а на чистый интерес, но Арнольдыч строго покачал головой.
— Никаких карт. Найн.
Таисия Ефимовна согласна закивала.
— Ну, чего тебе не сидится, Триша, чего ты в этих картах нашёл, ведь грех один.
— Да ну тебя, Ефимовна, — Трифон ещё раз стасовал и убрал колоду в карман. — У тебя всё грех. Выпить — грех, закурить — грех, в картишки перекинуться — грех, девку…
— Тьфу на тебя, — не дала ему договорить Таисия Ефимовна и рассмеялась вместе со всеми.
— Ох, Ефимовна, — покачал головой Трифон. — Не нагрешишь, так и каяться не в чем будет, а без покаяния в рай не пустят.
— А зачем тебе в рай? — спросил Артём. — Там ни карт, ни выпивки…
— Ни девок, — закончил за него Трифон и засмеялся первым.
Отсмеявшись, взялись снова за чай, когда за окном зашумел, приближаясь, мотор. Трифон подошёл к окну, чуть отогнул сбоку занавеску, вглядываясь.