Почувствовав, что Джинни задыхается, он отпустил её.
— Ну как? Умею?
— Оу, — тихо вздохнула Джинни, опуская голову на его плечо.
— Не понял, — негромко засмеялся Громовой Камень. — А ну-ка, ещё раз.
В последний раз Джинни целовалась в колледже и даже уже не помнила имени тощего вихрастого парнишки, с которым танцевала на вечеринке у Синди, да, та как раз купила потрясающее обалденно-офигительное платье и устроила по этому поводу столь же офигительную вечеринку. А потом… потом было имение и… и всё остальное, о чём вспоминать совсем не хочется, тем более сейчас. Губы Громового Камня показались шершавыми, но это было так приятно и… волнующе, так необыкновенно, что она уже ни о чём не думала, бесстрашно обнимая Громового Камня за плечи и шею.
Звонок заставил их вздрогнуть и отпрянуть друг от друга.
— Кто это? — Джинни удивлённо смотрела на Громового Камня.
Он пожал плечами, и Джинни уже готовилась сказать, что это, наверное, просто ошиблись дверью или дети шалят, но тут позвонили вторично. Это уже быть ошибкой не могло, и Джинни побежала в прихожую. Громовой Камень поправил съехавший почему-то набок галстук и сел прямо. Прислушался к голосам.
— Оу! — удивилась Джинни. — Привет, Джен.
— Привет, — улыбнулась Женя, входя в прихожую. — Джинни, выручишь?
— Конечно, — сразу согласилась Джинни. — А что случилось? — и тут же: — Оу, какая ты нарядная. Как невеста.
— А я и есть невеста, — засмеялась Женя и, увидев изумление Джинни, объяснила: — Мы годовщину свадьбы отмечаем. Мне такие цветы подарили, Джинни, мечта, во, с Алиску, ни в одну вазу не влезают, а резать жалко, я у вас вазу видела, большую, напольную, не одолжишь?
— Ну, конечно! И много гостей, Джен? Прелесть какое платье!
Громовой Камень слушал доносящийся из прихожий девичий стрёкот и щебет, в котором не только слов не разобрать, но и непонятно, на каком языке стрекочут, и улыбался: все девчонки одинаковы.
— Да, Джен, конечно! — Джинни вбежала в гостиную, щёлкнув по пути выключателем.
Громовой Камень на мгновение зажмурился от слишком яркого света, но тут же открыл глаза.
— Здравствуйте.
— Ой, здравствуйте, — улыбнулась Женя.
Но ни удивляться, ни думать о том, что бы означало присутствие здесь Громового Камня, было уже некогда. Джинни стояла рядом с большой и действительно очень высокой керамической вазой кирпичного цвета. Джинни решительно вынула из неё сухие декоративные цветы: белые плоские кругляши и ярко-оранжевые пухлые бубенчики. Женя такие уже видела на рынке в Старом городе и даже подумывала о покупке, но тогда не стала: слишком большие для её двух вазочек.
— Подойдёт?
— Да, конечно. Большое спасибо.
Воды в вазе не было, и Женя с Джинни попробовали её приподнять. Громовой Камень решительно оттолкнулся от дивана и встал. Теперь лишь бы нога не подвела.
— Я за Эркином схожу, — выпрямилась Женя. — Оставь, Джинни.
Когда она назвала Эркин, Громовой Камень узнал её. Это мать Алисы Мороз из первого класса, жена Эркина, вот не думал, что она с Джинни подруги. Хотя, почему и нет? Живут рядом.
— Ну-ка, — раздвинул он их плечами и взялся за вазу.
Сам не ждал, что получится. Не только её поднять — увесистая, конечно, но терпимо, но и шагнуть к двери, и ещё раз… Ахнув в два голоса, Женя и Джинни побежали перед ним, раскрывая двери.
До коридора добрались вполне благополучно. Нога, конечно, болела, но Громовой Камень привычно не обращал на боль внимания и старался ступать твёрдо.
Женя распахнула дверь своей квартиры, Громовой Камень шагнул, преодолевая боль, и вдруг стало легко: чьи-то сильные руки подхватили и с мягкой властностью отобрали вазу.
— Я возьму, кутойс.
Эркин? Да он, однако… при поном параде, похоже, здесь праздник.
Прихожая наполнилась людьми. Его и Джинни знакомили и представляли, но всё сейчас проскакивало как-то мимо сознания, потому что один из гостей — высокий голубоглазый блондин — настолько походил на Алису, что тут и сомнений быть не могло. И ещё он понял, что гости с той стороны. Разговор большей частью шёл по-английски, хотя старик, которого называли Игорем Александровичем и профессором, был явно русским. Громовой Камень обменялся со всеми рукопожатием, поздравил Эркина, и они с Джинни ушли.
Когда они вернулись в гостиную, Джинни тихонько вздохнула и предложила:
— Ещё чаю?
— Да, — кивнул Громовой Камень. — От чая отказаться не могу.
И пока Джинни суетилась и хлопотала, ставя на огонь чайник и убирая куда-то сухоцветы, Громовой Камень сидел на диване и сосредоточенно глядя на рдеющие в камине поленья, думал. За Алисой приехал её отец с той стороны. Чем помочь Морозу? Эта, как её, женя — мать, и её слово решающее, это на сына отец имеет все права, а у дочери кровь матери. Если Женя согласится отдать Алису, то… то всё, ни по каким законам и обычаям у Эркина прав на Алису нет.
— Гриша, — Джинни осторожно коснулась его плеча.
— Да, — Громовой Камень вздрогнул и вскину на неё глаза. — Да, Джинни.
— Чай готов.
— Да, — он взял чашку. — Спасибо, Джинни.
Джинни села рядом с ним и тоже взяла чашку, отпила.
— Ты… ты заметил?
— Да, — сразу понял её Громовой Камень и пожал плечами. — Трудно не заметить.
— Думаешь, он её заберёт?
— Если мать отдаст, — Громовой Камень усмехнулся и сказал на шауни: — У дочери кровь матери, — и тут же сам перевёл сказанное на русский.
Джинни кивнула.