— О чём задумался, Мишка?
— Едой наслаждаюсь. Так, как там в Загорье? Уже зима?
Бурлаков улыбнулся.
— Молодец, соображаешь. А зима? Как положено, с Покрова.
— Понятно. И чего тебя туда понесло?
Бурлаков сделал таинственное лицо и с наслаждением откусил от загорыша. Михаил Аркадьевич кивнул, принимая игру. А почему бы и нет? Судя по счастливой физиономии Гошки, поездка пошла ему на пользу, и, если эта Женя, кем она Гошке ни приходилась, вернёт его к жизни… то ветер им в паруса, Синичку, конечно, жаль, но Гошка — вояка опытный, ему не впервой на два и более фронтов, справится. Девочка… вряд ли Гошкино произведение, но… проверим.
— В школу-то копытце уже ходит?
— А как же, в первый класс! — гордо ответил Бурлаков. — Одни пятёрки.
— Ты прямо с отцовской гордостью говоришь, — рискнул сделать следующий шаг Михаил Аркадьевич.
— Дедовской, — поправил его бурлаков. — А в остальном всё правильно.
— Ты дед?! — искренне удивился Михаил Аркадьевич. — Откуда?! Девочки… — и осёкся.
— Да, Миша, — кивнул Бурлаков, — ни Анечки, ни Милочки нет, — быстрым движением он выплеснул себе в рот остаток водки из стопки и явно заставил себя улыбнуться, вернуться к самому себе прежнему. — И всё-таки я — дед, Мишка. И внучка у меня чудесная.
— Рад за тебя.
— Только рад, а не счастлив?! Свинья ты, Мишка, после этого.
— А со свиньёй только свинья и дружит, — облегчённо огрызнулся Михаил Аркадьевич.
— Я козёл, — строго поправил его Бурлаков. — Самому себе противоречишь.
— Люблю поспорить с умным человеком, — улыбнулся Михаил Аркадьевич.
— Плюрализм в одной голове — уже шизофрения. Учти. А внучку я тебе, так и быть, покажу, — и легко встал из-за стола. — Сейчас принесу.
— Всё подряд тащи, — крикнул ему вслед Михаил Аркадьевич.
В кабинете Бурлаков взял со стола, не разворачивая, газетный свёрток с фотографиями и вернулся на кухню.
— Сейчас найду, покажу тебе.
— Я сам, — забрал у него свёрток Михаил Аркадьевич.
Он быстро ловко развернул газету и удовлетворённо кивнул, увидев заголовок. «Загорская искра». Значит, точно, Загорье. Так… поляроид? И откуда у Гошки такая роскошь? Но это потом, а пока… народу-то, народу… но… но… но этих двух он знает. Они-то как сюда затесались?
— И в честь чего такой сбор? — небрежно спросил Михаил Аркадьевич, раскладывая фотографии сложным и малопонятным со стороны пасьянсом.
— Свадьба, вернее, годовщина свадьбы, — ответил Бурлаков, прихлёбывая чай.
Интересно: когда Мишка сообразит и разложит всё по полочкам. Реакция у друга всегда была отменной.
— Вот это она и есть? — Михаил Аркадьевич показал ему карточку.
— Да, — кивнул Бурлаков. — Алечка.
— Ага. А полностью? Александра? Алла?
— Алиса.
— Редкое имя, — кивнул Михаил Аркадьевич, помещая фотографию в пасьянс. — А это… Женя?
— Угадал, — согласился Бурлаков.
— А это? Молодожёны, надо понимать?
— Они самые.
— Угу. Ясненько. Красивый парень.
— Не спорю, — улыбнулся Бурлаков.
— Ещё бы ты спорил с очевидным. Так… и вот так… и что же у нас получается?
— Ну-ну.
— Интересно получается, — Михаил Аркадьевич оглядел разложенные на столе фотографии, собрал не вошедшие в расклад карточки и отложил их в сторону. — С этими потом. А здесь… Мне непонятны два пункта. Объяснишь?
— Отчего и нет, — улыбнулся, пожимая плечами, Бурлаков.
— Начнём с расклада. Это молодожёны, это их дочка.
— Соображаешь, — одобрительно кивнул Бурлаков.
— А это, — Михаил Аркадьевич указал на фотографию Джонатана с Алисой, — это подлинный отец.
— Допустимо.
— Не допустимо, а очевидно. Разуй глаза, историк. — Это, — указующий перст Михаила Аркадьевича переместился на фотографию Фредди, — его, скажем так, компаньон. Оба личности примечательные и широко известные в узких криминальных кругах.
— Возможно, — не высказал особого удовлетворения Бурлаков.
— Информация точная, не сомневайся. Здесь всё ясно. Как ты сюда затесался, тоже.
— И как? — с интересом спросил Бурлаков.
— Ну, молодожёны — явные репатрианты, а тебя пригласили как председателя. Для официального прикрытия.
— Мимо.
— Не мимо, а точно. Вляпался, так не чирикай.
Вопреки ожиданиям Михаила Аркадьевича Бурлаков не взорвался, а продолжал благодушествовать, к тому же вполне искренне. Михаил Аркадьевич снова внимательно оглядел получившийся расклад, отыскивая промашку. Нет, всё сходится, и благодушие Гошкино… ладно, посмотрим ещё раз.
— Ясно… ясненько… — приговаривал он, рассматривая и перемещая фотографии.
— Всё-то тебе ясно, — наконец не выдержал Бурлаков.
— Не всё. Первое. Почему ты дед? Не знал, что Джонатан Бредли, знаменитый шулер, твой сын, — Михаил Аркадьевич позволил себе максимум сарказма.
— Другого варианта ты не рассматриваешь? — с не меньшим сарказмом ответил вопросом Бурлаков.
— Ты отец Жени?1 — удивился Михаил Аркадьевич. — Что, старые грехи? Подожди, сколько ей лет? Ты тогда…
— Не трудись. Женечка мне сноха.
— Что?!
— То, что слышишь, — откровенно наслаждался Бурлаков.
— Этот… индеец — твой сын? Гошка, не ври! Почему?
— Потому, что они — братья, — Бурлаков протянул руку и положил перед Михаилом Аркадьевичем снимок, где они втроём. — Понял? Они братья, а мне — сыновья.
— Значит, так?