— Хорошо, — кивнула она и достала второй пакет.
Засунув оба пакета в духовку и включив малый огонь, Мария Петровна вернулась к холодильнику и достала блюдце.
— Гаря, а это что за историческая реликвия?
Бурлаков с удовольствием расхохотался.
— Точно, Машенька, точно. Конечно, реликвия. Я знал, что ты всё поймёшь.
— Всё не всё, — она улыбнулась, скрывая горечь. — Но ты ничего не хочешь мне объяснить?
— А что объяснять, Маша?
— Хотя бы, — она по столу блюдце. — Эту реликвию. И фотографии. В спальне и в кабинете. Что-то случилось, Гаря?
— Случилось, Маша, — кивнул Бурлаков. — Но… но это радость, Маша. Даже счастье.
— Так поделись, — она постаралась улыбнуться. — Не жадничай.
— Ну что ты! Я, — он вдруг улыбнулся так непривычно смущённо, что она встревожилась. — Я просто не знаю, с чего начать.
— Либо с начала и доказывай последовательно, либо с конца и доказывай от противного.
— Хм, — Бурлаков изобразил глубокую задумчивость. — Заманчиво, соблазнительно… Честное слово, Маша, теряюсь.
— Вот и начни тогда с этого, — она передвинула блюдце с расковырянным пирожком в центр стола. — С реликвии.
— Идёт! — обрадовался Бурлаков. — Это пирожок.
— Неужели?! — изумилась Мария Петровна. — Никогда бы не подумала.
— Будешь перебивать, не стану рассказывать, — внушительно изрёк Бурлаков. — Так вот. Женя напекла гору пирожков на свадьбу и что осталось дала мне с собой. А пока она их упаковывала, Алечка выбрала сбоку начинку, а, чтобы не заметили, сверху прижала. Видишь, ладошка отпечаталась?
— Вижу, — кротко кивнула Мария Петровна. — С ним всё ясно. А кто такие Женя и Алечка?
Бурлаков вздохнул.
— Нет, видимо, придётся с другого конца.
— Давай.
— Ты… ты помнишь, я весной ездил в Джексонвилль? На могилу.
— Да, — сразу насторожилась Мария Петровна. — Ты мне говорил.
— Так вот, Маша. Вышла… ошибка, понимаешь?
— Это… был не он?
— И да, и нет, Маша. Что Андрей Мороз, он же Эндрю Белёсый и есть мой Серёжа, это да, а вот похоронили под его именем другого. Он выжил, Маша, представляешь?!
Она молча смотрела на него, будто не понимая, и он порывисто вскочил на ноги.
— Сейчас, сейчас я принесу, — и, уже выбегая из кухни, крикнул: — Достань из духовки, слышишь, горят.
Как автомат, она бездумно выполнила распоряжение, выключив духовку и поставив на стол оба фольговых свёртка. Но развернуть их не успела. Потому что в кухню быстро даже не вошёл, а ворвался Бурлаков с охапкой фотографий и двумя конвертами и торжественно вывалил их на стол.
— Вот, Маша, смотри, это Женя написала в марте… а это… пришло в мае, а я был в поле, представляешь?! В сентябре приехал и нашёл…
Она кивала, читая, вернее, проглядывая письма, привычно выхватывая из текста ключевые главные слова и фразы.
— Тебя не было. Я как прочитал, так и сорвался туда. Ну и… — он почти свободно улыбнулся. — Получил классическое атанде.
— Ну да, — кивнула она. — Написали в мае, а ты приехал в сентябре, конечно, обиделись, — и быстро вскинула на него глаза. — Так это я виновата? Мне надо было сразу сообщить, телеграммой? Это моя вина, да?!
— Ну, что ты, Маша? — растерялся Бурлаков. — Я и секунды так не думал. Ты… что ты, ты нив чём не виновата. Клянусь.
— Утешил, — ей удалось сдержать слёзы. И вдруг догадалась: — Так тогда, в лагере, в Атланте тот уголовник…
— Да, Маша, он самый.
— Господи, — она всплеснула руками. — А ты его так отшил…
Бурлаков усмехнулся.
— Отплатил он мне полной мерой. Приложил, повозил и выкинул.
Мария Петровна сочувственно вздохнула.
— Ну, я утёрся и уехал.
— А мне ни слова?!
— Ну, Маша, ну, как я мог об этом рассказывать? Что родной сын не хочет меня признавать? Что я его не узнал тогда?
— А… подожди, так этот парень, что к тебе на приём через Церберуню прорвался…
— Точно, Машенька! — голос Бурлакова зазвенел торжеством. — Точно! Приехал. Сам. И пригласил на свадьбу к Эркину. Понимаешь, они же как братья, даже документы оформили.
— А мне опять ни слова?!
— Машенька, клянусь, я хотел, я решил: съезжу и расскажу, я… я сглазить боялся.
— Ври больше, — совсем по-кошачьи фыркнула Мария Петровна.
— Не вру, чистая правда! Вот, смотри, вот это Женя, а это Алечка…
— А это отец Алечки. Кто он, Гаря?
Бурлаков вздохнул.
— Это Джонатан Бредли. М-м… делец. Весьма… разносторонний.
— Представляю. А это?
— Фредди. Его… м-м, компаньон, пожалуй, скорее даже партнёр. Во всех делах.
— У него глаза убийцы, Гаря. Вот здесь, посмотри…
— А он и есть убийца, самый знаменитый киллер Империи. Да и сейчас… промашек не делает.
— Гаря, я серьёзно.
— Я тоже. А вот Серёжа. А это мы все вместе.
— Это… Эркин. Правильно?
— Да.
Она кивала, перебирая фотографии.
— А это что за безобразие?
— Это? — Бурлаков с удовольствием расхохотался. — Это Алечка с Серёжей из-за конфет дерутся. Представляешь, её уже спать уложили, сидим, пьём коньяк, ну, и всё, как положено, и вдруг Алечка входит. Ей торт приснился, и она пришла. Где её кусок с самой большой розой. А Серёжа стал её дразнить, что съел и из себя не вынет. Я её взял на руки, она увидела бутылочки и обеими руками в вазу, а Серёжа как раз напротив, ну и… смотри сама.
— Ужас кошмарный! — смеялась Мария Петровна. — Ты, конечно, не вмешался. Тебе лишь бы скандал погромче получился.