— Да, — ответил Бурлаков так же по-английски и осторожно спросил: — Где он сейчас?
— В Овраге, — ответил Эркин. — Он зимы за две до Свободы умер, я его сам в овраг и свёз, закопал там, — он сильно потёр лицо ладонями. — Я… я плохим сыном был, меня даже надзиратели за это били, и я даже отцом его ни разу не назвал. Я… — и заговорил уже по-русски: — Я не умею быть сыном, не знаю ничего. Я не хочу вас обижать, а вот… обидел.
— Ничего, — улыбнулся Бурлаков и встал, пощупал чайник. — Горячий ещё, сейчас чаю налью, попьём.
И, разливая чай, продолжал говорить.
— Муж ты хороший, и отец, и брат, так что плохим сыном ты не будешь. Ведь главное не что сказано, а что чувствуешь. Понимаешь?
— Д-да, — с заминкой согласился Эркин и тут же повторил уже уверенно: — Да, это так. Да, я всё понял. Только… вы мне скажете, что я должен делать? Ну, как сын. Чтобы всё правильно было.
— Скажу. Но ты и сам парень умный, — улыбнулся Бурлаков. — Сам сообразишь. Сахар клади.
— Да, спасибо.
Эркин послушно бросил в чашку два куска, как обычно, размешал, глотнул, не замечая вкуса.
Бурлаков перевёл дыхание. Кажется, он выиграл. Но надо же, как повернулось. Никак не ждал, что здесь будет проблема. И такая. Но каков Эркин, а?! Ну, что за золотой парень! До всего ему нужно докопаться, ничего с кондачка не решает, никаких «пусть будет, как будет», и никакой халявы, ни в чём, даже в этом. Повезло Серёже с таким… братом.
Эркин пил чай, не поднимая глаз, и напряжение явно не отпускало его.
— Мне, — наконец заговорил он. — Как мне вас называть? Как Андрей? Батей, да?
— Как тебе удобно, — сразу ответил Бурлаков. — Язык сам по-нужному повернётся.
— Да? — удивился Эркин и тут же кивнул. — Ну да, так и бывает. И… и вот ещё. По-русски вежливо на «вы» говорят, это мне Андрей ещё там, в Джексонвилле, объяснил, но… но я смотрю, нет, слышу, в семье на «ты» говорят, так? Но… Женя вам на «вы» говорит, а Андрей на «ты». А мне…
Он не договорил, но Бурлаков понял и кивнул.
— Так же, как язык повернётся.
— А… обиды тут нет?
— Никакой обиды. Опять же не слова важны, а чувства.
— Да, — согласился Эркин и улыбнулся уже совсем свободно. — Спасибо. Я всё понял. Я тогда пойду сейчас.
— Вот это придумал! Куда?!
— Ну… — Эркин даже растерялся от прорвавшейся в голосе Бурлакова обиды. — Ну, вас же ждут, наверняка. Эта… — и смущённо: — Синичка. Марья Петровна.
— Вот болтушка чёртова, — буркнул, остывая, Бурлаков. — Вот сейчас ты и обидел меня. Для меня ты сейчас важен, и никуда я тебя не отпущу. А с… Синичкой я без тебя разберусь. Кстати, привет тебе от неё.
— Она знает меня? — изумился Эркин.
Бурлаков улыбнулся.
— Знает.
— А… — и тут же оборвал себя: — Понятно.
Бурлаков не стал уточнять, что именно понятно, и продолжил своё:
— Так что никуда ты не пойдёшь.
Эркин не очень уверенно кивнул.
— Хорошо. И… и что теперь?
Бурлаков чуть было не вспылил, но тут же сообразил, что Эркин просто спрашивает, без подвоха, и он сам же обещал, что будет помогать ему… быть сыном.
— А теперь рассказывай, как там у вас. Как Женя, Алечка?
— Всё хорошо, — улыбнулся Эркин. — У Алисы в школе одни пятёрки, и не дерётся больше.
— А с кем дралась? — заинтересовался Бурлаков.
Эркин рассмеялся.
— Мальчишки из другого класса цеплялись, не к ней, а к другим из её класса, ну, она и навтыкала им. Теперь не лезут.
— Это она тебе рассказала?
Эркин мотнул головой.
— Нет, я пришёл за ней, ну, учительница и похвалила, что стала умницей и больше не дерётся. Я так и узнал.
— Так всегда и бывает, — кивнул Бурлаков. — Поругал её?
— За что? — удивился Эркин.
— Тоже правильно, — согласился Бурлаков. — Надо уметь защищаться. А у тебя как в школе?
— Хорошо, — улыбнулся Эркин и, чувствуя искренний интерес Бурлакова, стал рассказывать: — Труднее, чем в начальной, но я справляюсь. И… и мне интересно. Я никогда не думал, что учиться так интересно, — и вдруг, неожиданно для самого себя, сказал по-английски. — И не больно. Я-то боялся сначала, что как тогда в учебном Паласе будет.
Бурлаков с трудом удержал лицо и, как будто ничего особого и сказано не было, вернул Эркина в настоящее.
— И что самое интересное? Какой предмет?
— Да всё интересно, — Эркин чуть смущённо пожал плечами. — По истории много непонятного, каждый раз новые слова, а в учебнике не все есть. Ну и по словарю смотрю И Энциклопедии.
— Молодец, — искренне похвалил его Бурлаков.
И Эркин улыбнулся в ответ уже совсем свободно, своей «настоящей» улыбкой. И, понимая, что Андрей Бурлакову куда интереснее, чем он, заговорил о том, что андрей — первый ученик в классе, по английскому вровень с Тимом идёт, а по всем остальным… его самого не догонишь. А литература с историей у Андрея вообще от зубов отлетают.
Бурлаков счастливо улыбался.
— А читаешь?
— Что в школе велят, — легко ответил Эркин. — Ну, и ещё… с Алисой, её книжки. Энциклопедию. И… стихи. Андрей тогда привёз. Шекспира и ещё.
— Любишь стихи?
— Люблю, — кивнул Эркин. — Там хорошо, даже если слова незнакомые, то всё равно понятно. И… Жене нравится, как я вслух читаю. А… а вы как?
— Нормально, — подхватил бурлаков. — Работаю в комитете, в Университете читаю лекции, веду семинар.
— А семинар — это что? — заинтересовался Эркин.
В первый момент Бурлаков даже растерялся: как объяснить привычное, знакомое с детства, сколько себя помнит. Но надо. Эркин смотрит с доверчивой, почти детской открытостью. И отшутиться или, не дай бог, удивиться незнанию — это потерять всё. И второй попытки уже не дадут.