Женя взяла у него письмо, улыбнулась.
— Ну, что ты, Эркин? Всё же хорошо.
— Да, — кивнул Эркин. — Я просто растерялся. Я… я пойду, перечитаю, ну, и тетради уберу.
— Ну да, конечно. Алиса, ты всё своё убрала?
Эркин достал из сумки и отдал Алисе её вещи, взял тетрадь по шауни и письмо и ушёл в маленькую комнату. Сел к столу и уже спокойно перечитал письмо. Даша и Маша… конечно, он их помнит, помнит ту ночь в Джексонвилле, когдап они услышали о смерти Андрея… Он сидел неподвижно и, когда за его спиной стукнула дверь, спросил, не оборачиваясь:
— Напишешь им?
— Затылком видишь? — усмехнулся Андрей и, подойдя к столу, легко опёрся ладонями на его плечи. — Не знаю.
— Они думают, что ты погиб.
— Знаю. Так чего будоражить? У них своя жизнь, у меня — своя.
Андрей говорил серьёзно, и так же серьёзно ответил Эркин.
— Врать им я не буду.
— Я сам им напишу, — Андрей улыбнулся. — Не боись, сумею.
В комнату заглянула Алиса.
— Эрик, Андрюха, мама обедать зовёт.
— Идём, — Андрей оттолкнулся от Эркина и ловко поймал Алису в охапку. — А ну, признавайся, в торт нос совала?
— Не-а! — вывернулась из его рук Алиса и спряталась за Эркина.
— Чего ж это ты такая нерасторопная? — огорчился Андрей.
— А меня мама не пустила. Эрик, пойдём.
Эркин рассмеялся и встал.
— Пошли.
Наконец сели за стол. О письме больше не говорили: ведь всё понятно, а сегодня выходной, и завтра. Завтра пойдём в кино, все вместе, всей семьёй. А что небо хмурится, и вдруг дождь пойдёт, так ну и что, выходной — это всегда праздник.
После обеда Алиса отправилась спать без спора. Андрей встал.
— Пойду почитаю.
У себя в комнате он взял книгу и лёг на диван. Но читать не стал. Просто лежал и думал.
Даша и маша… хорошие девчонки, близнецы… Он пришёл к ним сразу, как вернулся из Бифпита, принёс связку сушек и фунтик конфет. Нет, он заглянул в больницу днём, нашёл их и договорился, а вечером, как стемнело, перелез через забор, прокрался к их окну. Его ждали и открыли створки, как только он поскрёб ногтем по стеклу. Он влез в окно, закрыл его за собой, втроём они натянули маскировочную штору и уже тогда зажгли свет. В комнате тесно, бедно, но чисто. У них даже плитка своя, и чайник вот-вот закипит. Он положил на стол сушки, конфеты и гордо достал из кармана пачку чая. Девчонки дружно ахнули и в два голоса наперебой, но негромко стали его ругать за мотовство.
— Однова живём! — смеялся он. — Да не дороже денег.
Потом они сидели и пили чай, он им рассказывал про олимпиаду, Бифпит, перегон. Они ахали, восхищались, смеялись. И рассказывали ему о себе. И даже пели полузабытый русские песни. Но тихо, даже не в половину — в четверть голоса…
…Андрей вздохнул, потянулся. В тот раз ничего у них не было, посидели, попили чая, и он тем же путём — через окно — ушёл. Смешно, но даже всё помня, он не может понять: как же это у них получилось? Ну, целовались, ну… одна за водой побежала, а он стал с другой целоваться. И так… да, раза три, пока не сообразил, что они специально меняются…
… «Нет, — решил он, — так не пойдёт».
— Даша, а Маша где?
Она слегка отстраняется от него, глядит в упор серо-зелёными строгими глазами.
— Она тебе больше нравится, да?
— Вы мне обе нравитесь.
Даша медленно кивает и встаёт с его колен, подходит к двери и выглядывает в коридор, оборачивается к нему.
— Идёт.
Входит Маша с чайником, пытливо оглядывает их. И он, желая всё прояснить, сразу говорит:
— Вы меняться-то бросьте.
— А что? — насмешливо щурится Маша.
— А то, что как захотим, так и будет, — отвечает он.
— А ежели вместях? — вызывающе вскидывает голову маша.
— А чего ж нет, — улыбается он и уже серьёзно: — А дурить меня нечего.
— А никто и не дурит! — Маша с размаху грохает чайник на плитку, но не включает её, подходит и встаёт перед ним рядом с Дашей…
…А дальше… дальше какая-то суета, он помнит, что попросил выключить свет и девчонки охотно согласились, тоже застеснялись. Наверное. А что и как было… было хорошо, это точно. Они так и заснули, втроём, обнявшись. И ушёл он от них уже перед рассветом. И потом, когда он к ним приходил, им было хорошо. Пусть… пусть и дальше так будет. У него перед ними долга нет. И они перед ним чисты. Так и напишет им. Спасибо за всё, и будем дальше жить каждый сам по себе.
Андрей закрыл книгу и встал с дивана. Решил — делай. И сел к столу, достал бумагу, конверт. Купил тогда вместе с тетрадями почтовый набор. На всякий случай. Вот и пригодилось.
«Здравствуйте, Даша и маша», — он писал быстро и уверено, зная, что поймут его как надо.
Русский порядок, когда обед вместо ленча, а ужин вместо обеда, уже стал вполне привычен, а русский полдник отлично заменял английский пятичасовой чай, который Норма накрывала в гостиной.
— Джинни, — позвала она, оглядев готовый стол.
— Да, мама! Иду, — сразу откликнулась Джинни.
Войдя в гостиную, Джинни засмеялась.
— Мамочка, от одних запахов голова кружится.
— Вот и отлично, — улыбнулась Норма. — Зажги камин, детка.
— Сейчас включу, — лукаво поддразнила мать Джинни.
Пить чай в креслах перед камином — это уже если не роскошь, то, во всяком случае, аристократизм. И Норма с удовольствием предавалась этому чувству. Да, камин электрический, но, мой Бог, в многоэтажном многоквартирном доме традиционный с дровами был бы просто неудобен. Единственное, что она себе позволяла, это «зажигать» его, а не «включать». Маленькие невинные разногласия с Джинни, чтобы той было возможно демонстрировать самостоятельность и независимость без ущерба для остальных отношений. И хорошо, что они по совету Джен не стали спешить с гостиной. Зато теперь… камин, перед ним удобные кресла с маленьким столиком, ковёр, удобная мягкая мебель, изящная тумба под проигрыватель с пластинками, пианино, шкаф-витрина для нарядной посуды и безделушек — Джинни опять начала собирать коллекцию. У неё уже есть смешной стеклянный ёжик и очень трогательный фарфоровый львёнок знаменитого на всю Россию, а говорят, что и в Европе, петропольского завода.