Она снова поцеловала мужа.
— Не беспокойся, милый. Всё будет в порядке.
— Спасибо, Эсти. Они… они всегда были добры ко мне. И знаешь… сэр Фредди сегодня назвал меня хозяином, — Ларри смущённо рассмеялся. — Так и сказал, что я — хозяин, и мне виднее, как лучше вести книги.
— Ну, конечно, Ларри. А что, — Эстер погладила его по плечу, смягчая вопрос, — у тебя проблемы с документацией?
— Да нет, Эсти, вроде, всё в порядке.
— Ларри, а что если… слушай, я же — бухгалтер, давай, я посмотрю.
— Это будет замечательно, Эсти! Тогда… — Ларри запнулся, что-то обдумывая, и решительно допил свой стакан. — Тогда в субботу пойдём все вместе.
— Оешено, — сразу согласилась Эстер и тоже допила коктейль. — Иди наверх, милый, и ложись. Я сейчас всё уберу и поднимусь.
— Хорошо, Эсти.
Но Ларри медлил, не желая её беспокоить, и Эстер встала первой. Взяла у него сткан.
— Иди, милый, уже поздно.
Ларри поцеловал её в щёку и пошёл наверх. В доме сонная живая тишина. Он заглянул к Рут и марку, послушал х дыхание, стоя в дверях. В спальне включил лампу у изголовья кровати и прошёл в ванную. Ковбойку в ящик для грязного белья, джинсы на вешалку для расхожего. Надо что-то придумать с обувью, а то Эсти обижается, что он ходит дома босиком, но шлёпанцы — это только в спальне хорошо, надо что-то придумать, вроде тех, в каких ходил у Старого Хозяина. А вот купальный халат — отличная штука.
Он вернулся в спальню, сбросил халат в изножье кровати и лёг. Где же Эсти?
— Я здесь, — она будто услышала его беззвучный зов, входя в спальню. — Я сейчас, Ларри.
Она прошла в ванную, и он услышал плеск воды. Может, он и задремал, потому что вдруг ощутил присутствие Эстер рядом. Медленно, преодолевая вязкую истому, он повернулся к ней. Эстер обняла его и поцеловала.
— Всё будет хорошо, Ларри.
— Да, я знаю.
Ларри губами нашарил её губы, поцеловал. Эстер тихо засмеялась, прижимаясь к нему, погладила по затылку. С каждой ночью Ларри становился всё смелее и, к радостному удивлению Эстер, внимательнее. И охотно откликался на её предложения и даже выдумки. Только однажды спросил:
— Тебе это нравится, Эсти?
— А тебе нет? — ответила она вопросом.
Он долго молчал, а потом, когда она уже чуть ли не забыла за поцелуми, о чём говорили, Ларри очень серьёзно сказал:
— Я хочу, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты была счастлива, Эсти. И я сделаю для этого всё.
— Ларри… Ларри, но я хочу, чтобы и тебе было хорошо. Я нравлюсь тебе?
— Да, — сразу ответил он. — Очень.
И поцеловал её…
…Когда Ларри заснул, Эстер, потянувшись через него, выключила лампу, уже в темноте погладила Ларри по голове и заснула, касаясь щекой его плеча.
Смена заканчивалась в четыре, и Андрей специально поболтался по госпиталю, чтобы прийти в раздевалку после пере сменки.
Он угадал точно. Кто на работу, кто с работы, но разошлись все. Андрей открыл свой шкафчик и стал переодеваться. А теперь ему надо спешить, а то опоздает на автобус, не идти же пешком до Ивина.
Переодевался, убирал в шкафчике, запирал его, бежал к автобусной остановке, — всё это Андрей делал с механической бездумностью, думая о своём.
Да, конечно, он всё знает, всё понимает, и рад, искренне рад за Колюню. И всё же…
…День тёплый, безветренный, смена спокойная, и его отпустили к Колюне без звука.
— Колюня, — вошёл он в палату, — айда в сад?
— Айда, — радостно согласился Колюня.
Он помог Колюне пересесть в кресло и вывез его в коридор, а оттуда на веранду.
— Пахнет как, — засмеялся Колюня.
— Это сирень, доцветает уже.
Он аккуратно скатил кресло по пандусу и подвёз Колюню к кустам. Наклонил ветку, чтобы тяжёлая сизая гроздь коснулась лица Колюни.
— Чуешь?
— Ага, спасибо, Андрюша. А пятилучевые есть?
— Сейчас найду.
Эту примету он уже знал. Найти цветок с пятью лепестками и съесть. На счастье. Одну руку Колюне уже сделали, ложку теперь сам держит, шарики катает для реабилитации, но такую тонкую работу не сделает. Ага, вот она, а вот ещё, и ещё.
— Держи, Колюня.
— А себе?
— Я нашёл, — рассмеялся он в ответ. — А ты съел. Вот и поровну.
— Хитёр ты, — рассмеялся Колюня и, прижав к губам ладонь, втянул в рот, как вдохнул три цветка.
Пели птицы, и Колюня стал их называть ему. Даже удивительно, откуда их столько знает. И вот тут, когда они уже сами вовсю свистели по-птичьи — у Колюни здорово получается — их и окликнули.
— Ага, вот вы где!
Это был голос Жарикова, и он легко, не ожидая подвоха, обернулся.
— Иван Дормидонтович, мы здесь.
Рядом с Жариковым маленькая худенькая женщина, вся в чёрном, и её лицо кажется совсем белым, даже голубоватым.
— Здравствуй, Колюня, — весело сказал Жариков. — Как ты?
— Здравствуйте, доктор, — улыбнулся Колюня. — Я в порядке.
— Вот и отлично. Принимай гостей.
— Гостей? — удивленно переспросил Колюня, растерянно вертя забинтованной головой.
Подбородок, нос и часть щёк Колюне уже сделали, и бинты закрывали теперь только об и глаза, вернее, глазницы. Он помог Колюне сесть повыше и за плечи повернул лицом к женщине. У неё дрожали губы, из широко раскрытых глаз неудержимо текли слёзы, она молча протягивала к Колюне руки, не трогаясь с места.
— Кто? — спросил Колюня. — Кто пришёл? Точно, ко мне?
— Коля… — наконец выдохнула женщина. — Коленька…
И отчаянный крик Колюни: