— О чём? — очень спокойно, даже с ленцой в голосе спросил Андрей.
— Да когда мы встретились. Я сказал, что прошлой весной. А он уточняет, — Эркин стал смешивать русские и английские слова, — до или после заварухи. Ты что, сцепился с ним из-за чего?
— Да нет, — пожал плечами Андрей. — Не из-за чего нам сцепляться. А и сцепимся, так невелика он птица, накостыляю.
— Не храбрись, — ответил Эркин на шауни и продолжил уже только на английском. — Он телохранителем был, и оружие с собой привёз. Не знаю уж как, но через границу протащил.
— Откуда знаешь? — глаза Андрея холодно блестели в сумерках.
— Про оружие? — Эркин усмехнулся. — Дим ребятне хвастал, а Алиска всё дома и выложила. Да и в лагере… трудно что скрыть. Он и не скрывал, так и ходил в своей куртке. Как у того, в мышеловке, помнишь?
— Помню, — кивнул Андрей и вдруг остановился, будто налетев на невидимую преграду. — Ах ты, чёрт, дьявольщина, — он зло и одновременно как-то беспомощно выругался по-лагерному.
— Ты что? Андрей? — Эркин взял его за плечо и повторил: — Ты что?
— Я ж… я ж в майке сегодня работал, ну, как все, а он как раз мимо шёл, я, дурак, пень хреновый, ещё поздоровался с ним. Увидел, значит, ах ты… — Андрей захлебнулся лагерной руганью.
Эркин сжал его плечо, слегка встряхнул.
— Мы вместе, Андрей, ну…
Андре вздохом перевёл дыхание.
— Да, брат, — и так же положил руку на плечо Эркина. — Да, значит, так… — и замолчал, будто поперхнувшись.
Постояв так, они пошли дальше по-прежнему вдоль ручья.
— Садиться неохота, — негромко сказал Андрей. — Не смогу я опять за решётку. И пацана его сиротить не хочется, — Андрей заговорил по-русски.
— Думаешь… и так замолчит?
— Не знаю, Эркин. Ты с ним в лагере был, говоришь. Как он там?
— Нормально, — пожал плечами Эркин. — Не подличал. Но там и нужды в том не было.
— В том-то и дело. А так? Я ж вспомнил всё, Эркин. Меня в лагере никто не опознал, я ж и врачей проходил, и в бане мылся, и никто, понимаешь, никто… а он сразу, глаз набит, они ж… их привозили, и они… хуже охранюг были. Я тогда, ну, в мышеловке, не вспомнил, не хотел я тогда помнить, вот и не опознал, а то бы тот не ушёл. А сейчас… я же всё, понимаешь, всё помню.
— Они что? — глухо спросил Эркин. — И на вас тренировались?
— Чего? — потрясённо переспросил Андрей. — Ты… ты что, Эркин?
— Да вот, — Эркин перешёл на английски. — Их на нас тренировали, на перегоревших и просроченных. Он сам мне об этом сказал.
— Та-ак, — кивнул Андрей. — А вот теперь всё понятно, — и по-английски: — Сошлась колода. Ну, что будем делать, Брат?
— Про меня он молчал, — твёрдо ответил Эркин.
Андрей хмыкнул в ответ. И шёл теперь молча, явно что-то обдумывая. Эркин так же молча шёл рядом.
— Ладно, — наконец тряхнул головой Андрей. — Ладно, нашёл.
— Что? — заинтересованно спросил Эркин.
Убивать Тима ему очень не хотелось, и, если Андрей нашёл другой выход, то будет здоровско.
— Попробую. Его по-сухому заткнуть, ну, без мокроты.
— Понял, — кивнул Эркин. — А как?
— Сделаю, расскажу, — и улыбнулся. — Не боись, всё будет аккуратненько. Давай домой, что ли?
— Давай, — согласился Эркин.
Они поднялись по уже пологому склону наверх и пошли обратн. Здесбь было заметно светлее, да и луна подсвечивала. «Беженский корабль», белый в лунном свете с тёмными окнами — все уже спят — наплывал на них.
— Жене… — они уже подходили к своему подъезду. — Жене не надо знать об этом, ладно?
— Да, — с удивившей Андрея лёгкостью, даже готовностью согласился Эркин.
Он поймал удивлённый взгляд Андрея, но промолчал. Конечно, Жене об этом знать незачем. Как о питомниках, о Мышеловке, о его встрече с Полди в Атланте. И зря Андрей удивляется: это соврать Жене он не может, а промолчать… Да и не спросит его Женя ни о чём таком.
Когда они вошли в дом, Женя сразу разлила чай на вечернюю «разговорную» чашку. Но пили молча, даже Андрей не шутил и не балагурил.
— Идите спать, — решительно сказала Женя, собирая посуду. — Завтра будет новый день.
Эркин кивнул и тяжело встал из-за стола. Он в самом деле очень устал. Кажется, он ещё сказал Андрею: «Спокойной ночи», — а может, это было уже во сне, но ответных слов Андрея он не услышал.
В пятницу Андрей работал, уже зорко поглядывая по сторонам, готовый, как он считал, к любому повороту событий. Но всё шло как обычно. И работал он опять в майке. Как все. Кое-кто вообще щеголял без рубашки, ну а вот без этого он обойдётся, нечего шрамы выставлять и на вопросы напрашиваться — это раз, и был бы накачан как Эркин — это два, и… и вообще.
Внимания на него никто особо не обращал, Тим не появлялся, ни во взглядах, ни в разговорах ничего необычного. Пока, значит, враг затаился. Ну, и мы не будем спешить. Поспешишь — наследишь.
Но думать о Тиме как о враге не хотелось. Уж слишком классным мастером тот был, и во всём остальном… правильный мужик. А что палачом лагерным был… нет, не хочет он, ну, никак это не вяжется. Если б тот, что Крысу оберегал, вот того жаль, что не придавил вместе с хозяином его, тот — настоящий палач был, сразу видно, а этот… ладно, если будет молчать, то пусть живёт, а откроет пасть… нет, нельзя, чтоб открыл. Бей до чужого замаха, тогда выживешь.
После работы Андрей пошёл в Центр. Не так посмотреть отметки, как встретиьться с Эркином, с остальными и… и главное — чтобы было, как всегда, как обычно. Чтоб никто ничего и никоим образом…