Аналогичный мир - 4 (СИ) - Страница 104

104

— А чем я хуже…

Последнего слова в ответе Андрея Эркин не расслышал за шумом воды, но догадался и досадливо тряхнул головой.

Он уже заканчивал мыться, когда Андрей втиснулся под душ.

— Давай, а я потянусь пока, — уступил ему место Эркин.

— Ага, спасибо, брат.

Эркин вышел из душа, с наслаждением, но быстро растёрся полотенцем и стал тянуться, разминая, разрабатывая суставы. До чего же всё-таки всё хорошо! И какие здоровские штуки эти… да, безе. И съел много, и тяжести нет.

Из душа осторожно выглянул Андрей.

— Не помешаю тебе?

— Нет, я уже всё, выходи.

Андрей вышел, сдёрнул с крючка своё полотенце и остановился, разглядывая Эркина. Смотрел он не впрямую, а в зеркало, но Эркин поймал его взгляд и улыбнулся.

— Что?

— Красив ты, чёрт, — искренне ответил Андрей. — И как это бабы тебя мимо глаз пропускают?

— Лупятся, — засмеялся Эркин.

— А подойти боятся, — подхватил Андрей.

— А и подойдут, так не страшно, — засмеялся Эркин. — Жара, днём без рубашек работаем, так вся эта контора, ну, бухгалтерия, сборщицы там, канцелярия, ну, в своё обед…

— Ага, понятно.

— Так на окнах и висят, — смеялся Эркин.

Андрей живо представил себе эту картину и заржал.

— Ладно, — отсмеялся Эркин. — Давай на боковую.

Андрей очень натурально зевнул и согласился. Приведя себя в порядок, надев халаты и затянув пояса, они вышли из ванной.

В квартире было сумрачно и тихо. Из комнаты Алисы приглушенно доносился голос Жени, читающей вслух. Андрей попрощался с Эркином взмахом руки и ушёл к себе.

В спальне шторы не задёрнуты, и разлит приятный серо-голубой, начинающий синеть сумрак. Постель уже разобрана, и угля лёгкого «летнего» одеяла приглашающе откинуты. Эркин сбросил халат на пуф, ещё раз безбоязненно потянулся и лёг. Да, надо спать, а то Андрей с утра язвить будет. Он, конечно, выставляет себя и соней, и обжорой, но этому кто другой, кто Андрея не знает, поверить может. Когда надо, Андрей не проспит и об еде забудет. Когда надо… смешно: рано же ещё, а лёг — и засыпаешь сразу, и не устал, а мысли путаются. И, как легла Женя, Эркин уже не ощутил.

Женя говорила ему, что останавливать будильник до звонка не надо: от этого пружина портится, и обычно Эркин давал ему немного позвенеть, но сегодня пришлёпнул ладонью при первом даже не звуке, а намёке на звук. Женя, лежавшая на боку лицом к нему, вздохнула и повернулась на спину, но не проснулась.

В предрассветной синей темноте Эркин прошёл к комоду, достал и натянул чистые трусы. Шлёпанцы он надевать не стал, чтобы стуком подошв ненароком не разбудить Женю. Джинсы… на пуфе. И ковбойка здесь же? Значит, женя вчера положила ему, ага, и и носки тут же, ну, всё. Он сгрёб одежду в охапку и по-прежнему босиком вышел из спальни, бесшумно и плотно закрыв за собой дверь.

К его удивлению, на кухне уже булькал закипающий чайник. Андрей? Эркин заглянул в распахнутую дверь, вгляделся в освещённый голубым газовым светом конфорки и пахнущий хлебом сумрак.

Да, чайник уже закипал, а Андрей шлёпал масло на толстые ломти хлеба, мастеря бутерброды.

— Ага! — приветствовал он Эркина. — Я уже думал, будить придётся, давай, садись лопать.

— Ага, — улыбнулся Эркин, — умоюсь только.

— Долго не плавай, а то я сам всё съем.

Эркин тихо рассмеялся и вышел.

Вдвоём они быстро позавтракали, Эркин под слабой — чтобы не журчала — водяной струйкой из крана вымыл их чашки и тарелку из-под бутербродов, пока Андрей убирал со стола. Свет они не включали: ночь на глазах сменялась утром.

А когда вышли на улицу, было уже совсем светло. По-утреннему свежий, даже чуть прохладный ветер перебрал им волосы. Андрей тряхнул головой и улыбнулся.

— Ох и хорошо-о-о… — покосился на Эркина. — А ты чего куртку взял?

— Ночевать у костра будем, — Эркин движением плеча поправил свой мешок с прикрученной к нему рабской курткой.

— Так не зима же, — фыркнул Андрей. — А хотя… твоя правда, братик, одеял же нет, а на выпасе… я же помню.

— Ну да, — кивнул Эркин. — Суставы застынут, так умаешься растягивать. И роса здесь смотри какая, даже асфальт мокрый.

В Старом городе по дворам кричали петухи и лаяли собаки, мычали коровы и оглушительно щёлкал кнутом, собирая стадо, пастух. И уже у Колькиного проулка Эркина и Андрея догнал Миняй.

— Ну, вы и шагаете, с добрым утром вас.

— И тебя с тем же, — улыбнулся Эркин.

— Тем же концом да по тому же месту, — не удержался Андрей.

— Балабол, — одобрительно кивнул Миняй.

Колька их уже ждал. И не один, а с Куприянычем. У того телега, конь и покос по дороге к Колькиному клину. До развилки вместе доедем, а дальше уж сами.

— Ну, с богом, — Куприяныч шевельнул вожжами, и его пегий мохноногий конь легко стронул гружёную людьми, косами, граблями, мешками и корзинками телегу.

С Куприянычем ехали его жена и старшие дети — двое сыновей — подростков и девчонка чуть помладше, а ещё одна дома осталась бабке по хозяйству помогать, да за малыми смотреть — да он сам, да их четверо, да кладь, а конь шёл ровно, будто пустое вёз. Куприяныч заметил восхищённый взгляд Миняя и горделиво ухмыльнулся.

— В Селищах брал, жеребёнком, и вот какой.

— А что? — сразу заинтересовался Миняй. — Тамошние лучше?

— А то нет! По всему Ижорью славятся. Там Селиванов испокон веку свой завод держит, лучше для работы не найти. Да что там Ижорье, из Ополья к нему едут. Ну, для Печеры они тяжеловаты будут, там болота, глухомань, там своих держат. Ну, туровцы, так те для красы, баские, конечно, но верховые, не для наших трудов.

104