— Андрей, ты?
— А кто ж ещё. Смотри, чего принёс.
Эркин вошёл в кухню, увидел его покупки и присвистнул:
— И что празднуем?
Он уже открыл рот, но тут же сообразил, что Эркину о Серёжке-Болбошке, Серёже Бурлакове знать не стоит, вернее, Эркин и так знает, но напоминать об этом не надо, нельзя. И ответил залихватски, правду, но не всю.
— А у меня настроение хорошее!
— А что, у тебя и другое бывает? — очень серьёзно спросил Эркин…
…Андрей тихо рассмеялся. Только Эркин так умеет: серьёзным тоном, только глаза блестят. А Женя пришла, он и ей то же самое сказал. А Алиска и не спрашивала. Торт — он сам по себе праздник. И хорошо как получилось. От души посидели. Ну вот, вроде Эркин спать пошёл, так что сейчас быстренько в душ и на боковую.
Андрей ещё раз провёл ладонью по книжным корешкам и пошёл в ванную. Раздевшись, он с удовольствием оглядел себя в зеркале. А ведь и в самом деле ничего. Не сравнить с тем, как было. Он даже повертелся перед зеркалом, оглядывая себя со всех сторон. И загорел он прилично. Шрамы, конечно, заметны, но это уже так… для знатока. Так что и показаться не стыдно, видела б мама… а то всё волновалась, что из-за войны заморышем станет, а он вон каким вымахал.
Андрей подмигнул своему отражению и задёрнул за собой занавеску.
Когда он вышел из ванной, в квартире было тихо по-ночному.
Поездка в Ижорск, к радостному удивлению Громового камня, прошла на редкость удачно, хотя и не так, не совсем так, как он ждал. Вместе с ними поехали чуть ли не все учителя из новой школы. Они и перезнакомились на автовокзале, а в автобусе было шумно и по-дружески весело. И в методкабинете он не только набрал пособий, но и оставил заказ на книги, карты и таблицы. Громовой Камень улыбнулся воспоминанию. Хотя… конечно, не обошлось и без подкола, но не со зла, а скорее от незнания…
…Две женщины вытаскивают из шкафа и выкладывают перед ним новенькие листы.
— Вот хорошо. А то прислали, а мы даже не знаем, что с этим делать!
Он кивает, перебирая плакаты к букварю на шауни.
— Да, я возьму весь комплект. И ещё…
— Вот, — ему протягивают пухлую затрёпанную книжку-каталог. — Вот, посмотрите и отметьте.
— Спасибо.
Страниц для шауни мало, но они чисто белые, не захватанные и сразу заметны среди других, посеревших от частого перелистывания. Ну да, он же первый учитель шауни на весь Ижорский Пояс. Он уже берёт бланк и вдруг вспоминает:
— Да, оплачивает школа?
— Департамент, — улыбаются ему в ответ. — Буквари на… вашем уже заказаны.
— Хорошо, спасибо. А прописи?
— А зачем? — спрашивает та, что помоложе и чем-то неуловимым похожая на Липочку. — Буквы-то те же. У вас же своей письменности нет.
И он спокойно объясняет, что алфавит похож на русский, но не такой же. Так что, прописи обязательны. И, выписывая цифры, держит в голове, что у него ещё школа для взрослых, три и пять, да, восемь учеников у него уже есть, и ещё могут быть, так что ещё десяток плюсуем…
…А потом гуляли по Ижорску, сходили в Краеведческий музей. Компания как-то распалась, и они с Джинни остались вдвоём. Ходили по полупустым, заставленным витринами залам. Джинни ахала и удивлялась старинным с вышитыми и вытканными узорами костюмам и большим длинным полотенцам, он даже пытался что-то ей объяснять, стараясь не стучать палкой по наборному тоже узорчатому полу. И понимал, что знает мало, объясняет путано и невнятно. Но Джинни, похоже, этого не замечала.
…Из музея вышли поздно, до автобуса всего час оставался. Надо было бы, конечно, пригласить Джинни пообедать, хотя бы перекусить, но до музея он зашёл в книжный магазин и вышел оттуда со свёртком и без денег. Но Джинни, как-то рассеянно оглядев площадь со сквериком у автовокзала, сама предложила посидеть и передохнуть.
— Хорошо, Джинни, — кивнул он и, всё-таки, нащупывая в кармане мелочь, предложил: — Хочешь мороженого?
— Ой нет, спасибо, — улыбнулась Джинни. — Лучше просто посидим.
Нашлась и свободная скамейка в тени. Они сели, иДжинни, вытянув ноги, вздохнула:
— Уфф, я даже устала. А ты? — и покраснела, сообразив, что мужчину о таком не спрашивают.
Он улыбнулся её смущению.
— Есть немного, — и перевёл разговор. — всё заказала?
— Оу! Здесь так много всего, — засмеялась Джинни. — Я и для начальной, и для средних классов набрала. Вот такую, — она широко развела руки, едва не задев его, — сумку в камеру сдала.
Он кивнул.
— Я тоже. Поменьше, правда, но и набрал, и заказал.
— Гриша, — Джинни смущённо помялась. — А… а язык, ну, шауни, очень трудный?
Он пожал плечами и улыбнулся.
— Наверное. Как и другие языки. Любой язык труден, пока его не знаешь. Мне многие говорили, что английский сложнее русского.
— Да, — кивнула Джинни. — Я тоже об этом слышала. Но… н оведь это не так!
— Я думал об этом. Понимаешь, я ведь оба учил. Они… разные, и на шауни оба не похожи. Если ты выучишь один… другой язык, то выучишь и второй. А надо будет, и третий. Я думаю так.
Джинни задумчиво кивнула.
— Я когда в колледже стала русский учить, так сначала было очень трудно. А потом, в лагере, когда визу ждали, уже легче, а здесь совсем легко.
Он улыбнулся.
— Ну, чем дальше, тем легче. Мне английский тяжело давался. Хотя пятёрку имею.
Он не хотел, но прорвалась хвастливая интонация. Его аттестат без единой тройки, даже четвёрок только две — по химии и черчению, и те, как сами учителя ему говорили, чисто случайные — был и сейчас его гордостью, не меньшей, чем боевые награды.