— Гриша, — Джинн, похоже, не заметила его хвастовства, недостойного мужчины-воина. — А… а тебе нравится английский?
— Да, — удивился он её вопросу. — Почему нет?
— Ну… — замялась Джинни, подбирая слова и не зная, как выразить ей самой до конца не понятную мысль. — Ну… ну, ты воевал…
— Ну и что? — он недоумевающе посмотрел на неё и попробовал пошутить: — Я же не с языком воевал, — и так как она по-прежнему смотрела на него, добавил: — И не с тобой.
— Спасибо, — тихо сказала Джинни.
Он улыбнулся. — Я… тоже думал об этом.
Но говорить о войне ему не хотелось. И Джинни, кажется, тоже. Они просто помолчали, а потом пошли в камеру хранения за вещами и оттуда к автобусу. А там встретились с остальными учителями. И снова смех, шутки, подначки, рассказы о покупках.
В Загорье он хотел прямо из автобуса идти в школу, разложить и развесить приобретения, но было уже слишком поздно. И Громовой Камень отправился домой.
— Никак с обновкой тебя! — встретила его в прихожей Ефимовна.
— Нет, — улыбнулся Громовой Камень. — Это я для работы купил.
Он поставил рулон в стойку для зонтиков вместе со своей палкой, а книги понёс наверх. И только сев на кровать, понял, как же устал. Лечь бы сейчас и не вставать до завтра. А ещё лучше — до воскресенья. А теперь вспомни, как тебя зовут и как ты получил это имя. Ты можешь устать, но увидеть это никто не должен.
Громовой Камень оттолкнулся от кровати и встал. Медленно, преодолевая усталость и боль, разделся и надел леггинсы, мокасины и рубашку, сложил и повесил брюки, рубашку… в грязное. Даже если не успеют постирать к родительскому собранию, не страшно — пойдёт в голубой. Но надо купить ещё рубашек и… и ни на что нет денег. Он закрыл шкаф и пошёл вниз, в столовую, где уже слышались голоса и смех.
Зина решила на родительское собрание не ходить. Ну, чего ей с пузом переться?
— Давай, Тимочка, ты уж сам сходи.
— Хорошо, — кивнул Тим.
Нежелание Зины идти было ему понятно. Конечно, одно дело возле дома, где все её знают и она всех знает, а туда… Зина стесняется, а ему. чего там лукавить, будет в одиночку легче, а то когда они вместе, так он только о ней и думает.
— Хорошо, — повторил он. — Я пойду.
— Вот и конечно, — закивала Зина. — Ещё картошечки?
— Ещё, — улыбнулся Тим.
Он хоть и говорил Зине, чтоб она ложилась, не ждала его с вечерней смены, но она не слушалась, а ему сидеть на кухне и вот так не спеша спокойно обедать — хотя что за обед в полночь — было очень приятно. И ласковый певучий говор Зины, и горячие густые на жирном мясе щи, и жареная с мясом и луком картошка — всё хорошо и прямо отлично. И что на первой тарелке Зина молчит, ни о чём не спрашивает, а все разговоры начинаются на второй, тоже приятно и, как он не понимает, а чувствует, правильно.
— Тогда в субботу сходим и купим всё к школе.
— Конечно, идите, — подхватила Зина. — И прогуляетесь заодно.
— А ты?
— А мои прогулки все впереди, — весело ответила Зина.
Она что-то совсем успокоилась и уверилась, что всё будет хорошо. И о скорых — уже по всему выходит, что не больше трёх-четырёх недель осталось, и врач так сказал — родах говорила весело. Зла ждать — зло и накликать. Верно баба Фима говорит.
— Тима, чаю? Или киселя попьёшь?
— Чаю, — мотнул головой Тим.
Крепкий горячий чай вприкуску был ещё одним удовольствием, и отказываться от него Тим не собирался. Да и кисель… нет, он вкусный, но это… «детская» еда.
— И вот, я плюшек сегодня напекла.
Тим кивнул и взял пухлую золотисто-коричневую булочку.
— Вкусно, тима?
— Да, спасибо. Ты здорово готовишь.
Зина польщённо улыбнулась.
— Да уж как умею. Из хороших-то продуктов и сготовить нетрудно.
— Ну, — хмыкнул Тим, — неумёха и из хорошего плохо сварит.
Он допил чай и, блаженно отдуваясь, откинулся на спинку стула. До чего же хорошо дома. И день сегодня удачный. В хлам, считай, раздолбали машину, а он её сделал! Завтра можно уже выехать на обкатку и начать усовершенствования. Неплохое слово нашёл этот… заказчик. Интересно, в каких он чинах? Так-то всегда в штатском, но выправка намётанному глазу видна.
— На работе всё в порядке, Тимочка? — Зина быстро обмывала тарелки прямо в раковине.
— Ла, всё нормально.
Рассказывать он Зине и раньше особо не рассказывал. Но она не обижалась и даже не думала об этом.
Тим ещё раз вздохнул и встал.
— Поздно уже.
Домыть он не предлагал: Зине почему-то очень не нравилось, когда он готовил или стирал. За покупками сходить, полы натереть, починить там что-то — это другое дело. А тут…
— Ты иди, ложись, Тима, я сейчас, — отозвалась Зина, расставляя тарелки на сушке.
Как всегда, Тим сначала заглянул в комнаты к детям, постоял немного над каждым, слушая их сонное дыхание, а уже потом пошёл в спальню.
Пол в спальне теперь застилал ковёр, и он, скинув тапочки сразу у двери, с наслаждением прошёлся по упруго щекотному ворсу. Постель Зина разобрала ещё раньше, и Тим сразу разделся и лёг. Нет, его спальня не хуже, чем у Морозов, и на фиг ему не нужны паласные выкрутасы с зеркалами. А вот гостиную он сделает… вот получит премию за эту машину, премиальные деньги — шальные, и тратить их надо по-шальному, доложит из ссуды и поедет в сосняки. Магазины там — все5 говорят — обалденные! Купит и привезёт. Зина рассказывала, как эта… Норма сделала: и гостиная с камином, и столовая с сервантом для дорогой красивой посуды, и… А у него ещё лучше будет! Камин большой, с баром, или бар отдельно, диван большой, кресла, столик, и другой, на колёсиках, сервировочный, стеклянный шкаф для дорогой посуды, нет, посуду в столовую, столовая отдельно будет, а в гостиной… всякая дребедень, картины на стенах, вазы с цветами, он как-то видел, в одном доме, целая пальма, живая, в громадном красивом горшке, ещё… да, ещё шкаф для книг, кабинет ему отдельный не выкроить, да и не нужна ему целая комната, а вот один шкаф и письменный стол, и книги в шкафу чтоб дорогие, красивые, и…