К «Беженскому Кораблю» автобус подъехал уже наполненным. Эркин, Андрей и Джинни ждали его на улице. Джинни в джинсах, кроссовках и джинсовой курточке с корзинкой в руках.
— Доброе утро, — радостно поздоровалась она с Эркином и Андреем.
— Доброе утро, — тряхнул кудрями Андрей и перешёл на английский. — И даже столь сияющее утро померкло перед вашей красотой…
— Спасибо, — рассмеялась Джинни. — И долго вы это учили?
— Как вас увидел, так сразу и вспомнил, — Андрей склонился в полупоклоне и продолжил: — И солнце, озаряя небосклон, померкло перед вашими очами.
Эркин, улыбаясь, щурился на утреннее ещё не жаркое солнце. Эту игру — говорить обрывками стихов, добавляя или заменяя при необходимости слова — Андрей вёл часто.
— Признайтесь, Андрей, — Джинни перешла на русский. — Вы сами это сочиняете.
— Не всё, но кое-что, — скромно признался Андрей.
Эркин шутливо дал ему подзатыльник и улыбнулся Джинни.
— Доброе утро, — и протянул руку. — Давайте, помогу.
— Спасибо, она нетяжёлая.
На площадку перед домом вплывал, сразу разворачиваясь на выезд, большой автобус.
Тим дал короткий гудок, открыл дверь и вышел из кабины.
— Доброе утро. В багажник есть что?
И, не дожидаясь их ответа, открыл багажник, плотно забитый ящиками, корзинами, самоварами, ещё чем-то…
— Однако! — озадаченно пробормотал Андрей.
Но Тим ухитрился втиснуть туда их корзинки и с хлопком опустил дверцу.
— Прошу в машину, — улыбнулся он Джинни.
На Эркина и Андрея он не то, чтобы избегал смотреть, не такой уж он дурак, чтобы нарываться, но как-то это само получалось.
— А вот и мы! — Андрей подсадил Джинни и влетел в автобус, получив лёгкий пинок пониже спины от Эркина.
Их встретили общий смех и шутки. Все вместе, учителя и ученики, все в чём попроще: в лес ведь едут. Эркин даже не сразу узнавал учителей и был окончательно потрясён, увидев Громового Камня в кожаной рубашке, как у Маленького Филина.
— Ну, теперь все, — весело сказал Мирон Трофимович. — Поехали!
— Есть, сэр! — так же весело гаркнул по-английски Тим, трогая с места.
Вчера он весь вечер напряжённо думал, пытаясь решить. Что же ему делать? И уже ночью, лёжа рядом с Зиной, окончательно понял. Вариант только один: молчать. И жить дальше так, будто ничего не было, будто не видел он этого синего на белой коже номера, а если видел, то не понял. Как-то же этот парень прошёл через врачебные осмотры. И сказано было понятно. Будет молчать он, будут молчать и про него. Что ж, раз нет другого выхода… нет, любой другой вариант — это смерть. Или сначала арест, а потом смерть. А дети? Зина? Ему захотелось курить. Он осторожно встал с кровати — Зина теперь спала у стены, он настоял на этом, чтобы не беспокоить её. Встал аккуратно, ничего не задев, но Зина сонно спросила:
— Ты что, Тимочка?
— Покурить пойду, ты спи, — ответил он ей, нашаривая на стуле свои штаны.
Натянул их на голое тело и пошёл на кухню. Обычно он курил на кухонной лоджии. Вот там и решил. Надо поговорить. Один на один. Если бы ещё знать, за что именно парень угодил в лагерь. Вор, насильник, убийца? Таких всех можно купить цена, конечно, разная. Но если парень из тех, кто шёл по статье «враг Империи», а для пленного он слишком молод, то… то такого не купишь. Они потому и шли в лагеря, если выживали на допросах. Надо говорить. И если что… там же, в лесу…
Тим тряхнул головой. Вон они, только чуть поверни голову и видны оба в зеркале над лобовым стеклом. Смеются, шутят. Как все. И если б сам не видел номера, в жизни не заподозрил бы, не подумал, во сне бы не привиделось.
Джинни оказалась рядом с Полиной Степановной, а Андрей и Эркин сзади, между Артёмом и загорелым голубоглазым парнем — звали его вроде Родионом, вспомнил Эркин — из «А». Общий шумный и весёлый разговор, шутки, подначки… Андрей включился с ходу, охотно заводясь сам и заводя других, а Эркин сидел молча. Нет, он тоже отвечал на шутки, смеялся… но всё это шло как-то помимо него. Со вчерашнего вечера, когда они пришли домой, показали Жене и Алисе аттестаты, изобразили в лицах экзамены и вручение, восхитились пирожками… всё было хорошо, но вот сам он был каким-то не таким. Будто это всё не с ним, а с кем-то другим, а он только смотрит на это. Как… как в кино. И, когда уже легли спать, он осторожно сказал, сам не зная, что будет дальше.
— Женя, я…
Она не дала ему договорить, обняв и поцеловав в щёку.
— Всё хорошо, милый, ты молодец.
— Я… я как забыл про всё, — нашёл он нужные слова. — Про тебя, про Алису.
— Ну, всё понятно, у тебя же экзамены были. А теперь начинаются каникулы, — она снова его поцеловала. Всё хорошо, спи, милый.
Он послушно закрыл глаза и заснул, прижавшись щекой к её волосам…
Автобус шёл плавно, за окнами зелёные луга, желтеющие поля, деревья вдоль дороги и на холмах, и Эркин, глядя в окно, как-то забыл обо всём, ехал бы так и ехал, с бездумным интересом глазея по сторонам.
Заднее сиденье было выше остальных, и Андрей хорошо видел лобовое стекло и бегущую навстречу дорогу. И он уже понимал, что вести тяжёлый автобус по такой дороге очень даже не просто, а чтоб ещё такая плавность была… до чего же классный мастер! Может… может, он и там… — и тряхнул головой, отгоняя эти мысли. Не хочет он сейчас ни вспоминать, ни думать о лагере.
Тим вёл автобус, изредка поглядывая на привычно лежащую на колене карту. Маршрут он прошёл по бумаге несколько раз, но опробовать его ещё и на машине не успел. Как бы не засесть на лесных разворотах, машина тяжёлая, длинная, с большой инерцией… Но эти сомнения и волнения были сейчас уже не важны: кипевшее за его спиной веселье захлёстывало его, и он, не отрываясь от руля, подпевал песням и смеялся шуткам, не выделяя из общего шума голоса лагерника.